Филарет - Патриарх Московский
Шрифт:
— Вскрытие? — удивился царь перекрестившись. — И кого же вы вскрывали?
— Лягушек, государь.
— Хрена себе! Петрович! Что у тебя в семействе твориться? Дитя лягушек ножом вскрывает.
Головин скривился.
— А ты, государь, лягух ни разу не надувал в зад через соломину и под сани не подкладывал?
— Кхе-кхе! — закашлялся государь. — Да-а-а… Зело громко они лопаются.
— Во-во… А отрок в познавательных целях, лягух разбирал. Зато сейчас про мускулы знает и тебе мясо мнёт умело. Мне со стороны видно.
— Неужто лягушачьи мускулы похожи
— Человечьи не видел. Грек говорил, что почти, что один в один, — сказал я.
— Чудны дела твои, Господи! — проговорил Иван Васильевич и снова осенил себя крестом. — Сморил ты меня, Федюня. Даже умываться не буду, так лягу. Гоните всех мойщиков, только постельничий пусть войдёт.
Мы вышли из царской опочивальни. Дед передал царские распоряжения стоящим за дверьми слугам, и мы, который уже раз, двинулись ставшими мне известными Кремлёвскими ходами, выходами и дорожками.
— Зело умно ты, Федюня, вёл беседу, — сказал Головин, когда рядом никого не было. — И как это у тебя получается? Ни разу не стал поперёк государю. Как уж вывернулся из его цепких… э-э-э… пальцев.
— Ты вот скажи, деда, царь умный? — тихо спросил я.
Головин хватанул ртом воздух, поперхнулся слюной и закашлялся.
— Ну, ты и спросил, Федюня, — наконец выдавил из себя дед, продолжая кашлять. — Да разве ж про царя так можно? Он же царь! Помазанник Божий! Над ним Бог стоит, а царь над нами, и на том Русь держится. Странный ты какой-то, Фёдор, стал. Ещё вчера… Да, какой вчера? Сегодня ещё совсем по другому смотрел.
— Головой ударился и что-то у меня там щёлкнуло. Словно старше стал. Поговорим ещё на эту тему потом. Так, что у нас с царём?
— Странные слова стал молвить. Вроде те, а вроде не те. И ранее я тебя с трудом понимал, а сейчас и подавно.
— Не дури, деда. Что тут не понятного? Простой вопрос. Умный у нас царь или дурак?
Дед снова закашлялся и остановился, а я махнул на него рукой и зашагал домой один.
Придя домой и слопав крынку варенца с большим куском хлеба, я, с мыслью о том, что надо заняться развитием своего тела, заснул сразу, едва прикоснулся оным к постели, а потому проснулся задолго до утреннего церковного перезвона. Решив не будить дворового пса, я попрыгал через кожаную скакалку у себя в спальне, помахал руками и ногами в разные стороны, имитируя удары и растяжку, поотжимался на кулаках и пальцах и оценил своё тело на пять балов. Даже не в полном своём сознании я управлял своими поступками почти «по взрослому». Услышав звон колоколов и бил, мне пришлось ускориться в выполнения пятого «хиана», быстро ополоснуться в медном тазу, наполненном водой с вечера, одеться и поспешить в церковь.
Замер песочными часами времени выполнения упражнений, позволит завтра и в последующем распределить их так, чтобы оставалось на полноценную помывку под душем, изготовлением которого я собирался заняться сегодня после сиесты, и на завтрак, который сегодня мне пришлось оставить на полдник.
Отстояв службу и от души помолившись на благо дня, я поспешил в Кремль и застал
— Трапезничал?
— Не успел.
— Что делал? Проспал? Грешно отроку много спати.
— Занимался ратной справой. Пока не жарко.
— В одного? — удивился государь, не пригласив меня к столу и продолжая жевать. — это не ратная справа, а пляски.
— Я придумал такие пляски, что заменяют бой с несколькими ворогами.
— Покажи, — попросил он, отпивая из кубка и громко отрыгивая. — Вчера так и уснул не поевший. Укатал ты меня хорошо. Спал, как… Э-э-э… Хорошо спал. Спасибо, Федюня.
— Да и слава Богу! Что показать? Бой со многими ворогами?
Государь кивнул.
Я прикинул, что можно и нужно показать и остановился на втором «хиане», переделанном под работу с двумя ножами.
— Ух ты! — воскликнул царь, когда я ударил правой ногой в сторону и сделал несколько «кокуцу» с «шуто». — Нука-нука…
По завершении мной комплекса, Иван Васильевич привстал и отерев о полотенце руки и губы, вылез из-за стола.
— Сделай ка первое движение, — попросил он.
Я сделал.
— Понятно. Это от удара клинком сбоку и атака на врага. Занятно.
— Научить?
— А зачем? Я не собираюсь воевать пешим!
— Всяко бывает, — пожал плечами я. — Могут ведь и на пешего напасть. По Москве, шайки бродят. Ты на богомолье часто ездишь? Разве не надо уметь отмахаться?
Царь пожал плечами.
— Наверное надо. Я с охраной всё время. Им надо уметь «отмахаться», как ты говоришь, ежели на меня кто злое умыслит.
— Может и охрана недоброе умыслить.
Царь снова вздохнул и грустно улыбнулся.
— Ежели они умыслят, так никакое умение «отмахаться» не спасёт. Не на сбрую и меч надеюсь я, а на Господа Бога нашего. Помазанник ведь я на царство Божье на земле. Дух Господа Бога на мне. А Москва — третий Рим. Слыхал про то?
— Слыхал в церкви как-то.
— Ну вот. Зачем мне самому учиться «отмахиваться», когда Божья благодать на мне. Понял теперь?
— Понял, государь, — сказал я.
— А ты учись учись царя своего защищать. Научишься встанешь в моё белое воинство. Слышал, что башкиры меня Царём Белым кличут?
Я покрутил головой.
— Как это?
— Теперь русский царь, объединив все части Белой Руси, являясь наследником царей Константинополя и Рима, захватив Казань и Астрахань, став наследником самого царя Чингиса, имеет полное право вести суд Божий на земле. Понимаешь, о чём я?
Я понимал о чём он говорит и ужасался.
— Понимаю, государь.
— Грядёт то, что о чём писали апостолы и пророки. А-по-ка-лип-сис. Мы перешагнули седьмое тысячелетие и наступил конец света. Сатана пирует, а всё Белое братство и воины света должны восстать против него.
Я слушал этот бред и холодел душой и телом.
— Веришь в это? — сказал он и глянул на меня сурово.
Я кивнул, ибо горло моё пересохло, губы слиплись и из глотки донёсся только кряхтящий сип. Он глядел на меня, а я думал, как бы снова не уссаться, а то и хуже.