Филарет - Патриарх Московский
Шрифт:
— Б-большого, — сказал я, едва сумев раскрыть рот и сожалея, что на больших лошадях ещё не ездил.
— Пошли на конюшню, седло подберём.
На конюшем дворе я слегка успокоился. Выбрав себе по совету моего сопровождающего высокую молодую лошадь с тонкими ногами и длинной шеей, мы подобрали на неё седло и съездили в усадьбу к Баранову, жившему за Неглинной, где он взял заранее приготовленные в срочную дорогу сумки. После этого мы отправились за моими вещами.
Всё это время я, хоть и отошёл от страха, нагнанного на меня царём, находился словно в тумане, и даже не заметил,
— Ладно в седле сидишь, боярыч.
Увидев перед собой ворота «моей» усадьбы, я понял, что «рулил» лошадью на «автопилоте». Так же на «автопилоте» я сказал:
— Я не боярыч, а боярин. Отец мой окольничий1.
— Как так? — удивился Баранов. — Ты же отрок…
Я так глянул на него, что он осёкся.
— Извини, Фёдор Никитич. Не понял сразу.
— Ерунда, — махнул я рукой. — Жди меня. Я скоро.
Собирать мне было почти не чего: пара портов, да пара рубах, да сапоги драные, которые думал подшить при случае. Тёплые вещи были у меня в отцовском доме, но туда мне заходить, почему-то не хотелось. Я скатал и связал одеяло, сшитое из двух кусков шерстяной ткани и сунул в мешок с вещами свою меховую подушку. Главное — не забыл два мешочка денег, которые поначалу не знал куда девать, но потом связал своей кожаной скакалкой и повесил на шею, опустив мешки ниже пояса. Повесив мешки и моё одеяло на вьючную лошадь, мы тронулись в путь.
Моей подорожной не требовалось. На всех трёх заставах Баранов доставал и показывал свою. После того, как мы выехали за последнюю заставу, Баранов остановился и, достав из притороченной к его седлу сумки не очень длинный меч, типа сабли, без гарды, в кожаных ножнах, молча вложил его мне в такую же сумку, прикреплённую к моему седлу. После этого мы снова тронулись в путь, но вскоре повстречали группу конных ратников.
Поначалу я напрягся, но когда они весело, поприветствовав Баранова, направились вслед за нами, я понял, что сражаться с разбойниками мы будем не в одиночку.
Про разбойников я подумал-подумал и спросил Баранова:
— А, что, Григорий Васильевич, лихие люди на дорогах есть?
Он посмотрел на меня изучающе.
— Есть, как не быть, — сказал он и замолчал. Он вообще мало разговаривал. Сначала мне показалось, что только с мной, но и на вопросы сопровождающих нас ратников Баранов отвечал односложно.
— И на этой?
— Бывает, что шалят. На обозы соляные наскакивают. Служилых не трогают, боятся. Однако, уши в походе надо всегда держать настороже. Потому и оружие тебе дал.
— Почему не спросил, могу ли с ним обращаться?
— А что это даст? Коли можешь, поможет, а нет, так ткнёшь татя, как в «пекаре». Играете в пекаря? Сражаетесь на палках за банк?
— Играем. Сражаемся.
— Ну так вот.
Баранов ткнул пятками своего мерина и тем самым разорвал беседу.
Ехали не в постоянном темпе, а чередуя медленную езду с быстрой. При медленной езде я вынимал ноги из стремян и подтягивал пятки вверх, опираясь бёдрами на мягкий коленный упор седла, откидывал корпус назад и таким образом давал отдохнуть
Я сидел в седле с пяти лет и за три года освоил езду на лошади очень неплохо. Впрочем, как и все мои сверстники. Когда мой отец исполнял обязанности наместника в Твери, нас, малолеток, обучали выездке на малорослых лошадках, на которых передвигается основная масса русской конницы.
В Москве, куда мы перебрались всего как год назад, у отца таких лошадок в конюшне не было, и я освоил езду в других сёдлах. На малоросликах воевали легкозащищённые лучники, а на больших конях — латные воины. А потому и сёдла и посадка в них сильно отличались от привычной мне.
Монгольские сёдла не имели высокой спинки, как рыцарские. На них можно было даже лежать, разгибая уставшую спину. Сейчас я тоже нашёл почти такое же, облазив всю конюшню. И мне повезло дважды, так как по профилю седло как раз подошло моей лошадке. Когда Баранов приложил седло к лошадиной спине, то даже хмыкнул и покрутил в удивлении головой. Я же, сев в это седло, словно слился с лошадью, а потому, отвлёкшись на мысли о том, как я буду лечить царицу Анастасию от отравления ртутью, даже не заметил, как проехал через всю Москву к воротам усадьбы Головиных.
Сейчас, не смотря на то, что дальние конные переходы мне были незнакомы, чувствовал я себя относительно сносно, демонстрируя чудеса перемещения своих чресел в седле наскаку.
Баранов несколько раз попросил меня не убиться, но потом махнул рукой и выехал от меня вперёд, чтобы не видеть мои чудеса эквилибристики. Мы делали несколько коротких остановок для поправки лошадиных сбруй и собственного облегчения. Еда при такой езде уплотнялась быстро и просилась наружу. После небольшого перекуса Баранов разрешил нам часовой пересып, во время которого я успел выспаться. Вторая часть пути далась мне легче первой.
Фёдоровским ямом оказалась деревенька в десять домов с небольшой церквушкой, конюшней и поспевающими овсяными озимыми. Постоялого двора, как я его представлял не наблюдалось. Ночевали на сеновале.
— Тут не останавливаются, — неожиданно для меня пояснил Баранов. — При скорой езде лишь меняют лошадей и продолжают путь.
Я кивнул головой в знак признательности и понимания.
Не смотря на усталось от перехода, уснуть мне не удавалось долго. Я пытался вспомнить методы очистки организма от тяжёлых металлов, но кроме медикаментозных, ничего не вспоминалось. В памяти то и дело всплывало название «димеркап-тосуюшновая кислота». Я отплёвываясь, отбрасывал его, но ничего другого в голову не приходило.
В последние годы, имеется ввиду второе тысячелетие, медицина пришла к выводу, что многие болезни могли возникнуть от накопления в организме тяжёлых металлов, попадающих в него малыми дозами через зубные пломбы, вакцины и другими путями.
Некоторые даже пытались лечить аутизм проводя, детоксикацию. И имелись неплохие результаты. Клиника, которой я руководил, не отставала от передовых методов лечения, и я был в курсе новых технологий и применяемых лекарств. Новых-то да, а вот старых, или сказать, древних, не очень.