Физиология духа. Роман в письмах

Малецкий Юрий Иосифович

Тут Вы, конечно, скажете, Вы просто должны сказать, я на Вашем месте просто обязательно бы сказал: именно-именно, дорогой К. Они его обрели. Уже обрели. Ведь если они на самом деле диктуют тебе письмо после своей смерти, то могут диктовать его только оттуда, где после смерти люди только и могут быть живы: с того света. А если он есть, и они там, то уж, конечно, только потому, что есть Тот, кто их оживил, и они его, значит, тут и узрели, обрели в прямом смысле, правильно ты говоришь. А вот теперь и объясни — почему же они с того света по-прежнему говорят о нем так, как будто еще на земле, еще не знают: не как об узренном Боге, а как о “неведомом Друге”? Почему “она” говорит в одном месте, что не знает, кто Он — Бог, Абсолют, Космос, Природа Вещей? Может ли “она” уже и там не знать, как оно на самом деле? Или уж Он есть, или его нет; а по письму — это им и там неясно.

И думаете: теперь-то я поставил его в тупик. Теперь он поддастся на

мою врачебную провокацию с лучшими целями — и должен будет как-то нестандартно проявиться, а я его проявление проанализирую. Видя Ваши истинные, излишне хорошие намерения, отвечу нестандартно спокойно. Спокойно отвечаю: а — из снисхождения так говорят. Не из снисходительности, а из снисхождения. Потому что — с земным человеком. Стронуть его боятся, чтобы он совсем не тронулся. Передают знание в том виде, в котором они его сами на земле предчувствовали и по себе знают: в этом, приготовительном виде его принять — можно. Потому что мыслящему человеку весть подают. А мыслящий человек мыслям не доверяет, он с ними на слишком короткой ноге — ему весть подать лучше в форме чувства; а еще лучше — в форме предчувствия. Что Вы хотите, чтобы они мне сказали? “Сынок, мы на небесах. Все в порядке. Бог есть, Он тут рядом и передает тебе привет”?

Ладно. Тут Вы подходите к делу с другого бока и, конечно, говорите: ладно. Пусть так. Ну, а ты не допускаешь, что как раз то, что оба не желали ни от себя, ни от другого изменений — а вовсе не какой-то там “друг” — органически изменило обоих, незаметно для них самих слило воедино? То есть произошло то, чего раньше они оба так хотели всегда от другого, но это-то диктаторство и вело их к прямой противоположности цели, а вот теперь, как бы нехотя... как только и происходят самые важные вещи... как ты засыпаешь только когда не думаешь, что должен как можно быстрей заснуть... И не надо никаких неопознанных объектов, когда все опознанно субъективно.

Я все допускаю, даже недопустимое. Вы даже не представляете, какие недопустимые вещи. Допустим и это. Это-то еще куда ни шло. Вполне правдоподобно. Но спрошу и я Вас.

Ну, а я? ведь это не они сами, это я записал за ними их текст. Откуда бы, если это всего-навсего и х субъективное дело, взялся он во м н е ?

Галлюцинация.

Правильно.

Крестившиеся три тысячи народа в Иерусалиме на Пятидесятницу после проповеди апостолов — массово галлюцинировали (слухово), что к каждому из них эти малограмотные рыбаки обращаются на языке тех стран диаспоры, откуда понаехали все эти люди на праздник. Ученый фарисей Савл на пути в Дамаск, где собирался от полноты идейного сердца пересажать всех христиан, обратился тоже под влиянием галлюцинации. Мохаммед у вас тоже эпилептик, но это ладно, с этим спорить не собираюсь, хотя лишнего на себя брать и утверждать наверняка тоже не стану. В общем, памятник нам поставить: в центре фонтана стоим мы, в своем уме. В высоких струях своего ума. А вокруг — клумба. Цветочки на прахе колумбария бедных безумцев. Всяких блэйков, сведенборгов, андреевых. То, что он видит как розу мира, на самом деле анютины глазки. Душистый такой табак.

Почему нет? Кроме шуток, почему нет.

Имейте только в виду, между прочим, на минуточку: это всего-навсего события, на которых всего-навсего стоит вся дальнейшая история. Которая и привела к нам. К тому, что мы — это мы, такие, как есть, и видим всё так, как видим. И смешнее всего, что всерьез объявляем все это, именно это и только это, приведшее к нам, галлюцинацией и вздором — мы же сами. Опираясь на что? на заключения нашего ума. Да ведь серьезно к нему относиться и можно-то только, пока он сам серьезно относится к тому, на чем стоит. Пока не объявит себя порождением галлюцинации. Вы же согласны, что “менталитет” наш порожден нашей цивилизацией. Вот мы всё видим в прямой перспективе, прямо перед собой вдаль. А китайский “пейзаж гор и вод” писал человек, который то же самое видит совсем по-другому: сверху вниз. Потому что сама его оптика порождена другим навыком смотрения. Его так его цивилизация вышколила. А нас — наша. У конфуцианца добро — это подчиняться властям и законам безоговорчно. А у нас — только если власти и законы не противоречат нашей совести. А сама эта совесть — откуда взялась такая, а не другая ? Да и совесть эта, и наша цивилизация, и все было бы другим, если бы не ничем, кроме чуда — или галлюцинации — не объяснимое обращение гонителя христиан Савла во всемирного апостола Христова Павла. Выбираем чудо — продолжаем относиться к себе серьезно. Выбираем галлюцинаторный бред — тогда мы дети бреда и так в бреду 2000 лет бредем. И даже не знаем в бреду, взаправду ли бредим, или в бреду “правду” за “бред” принимаем, до того сбрендили.

А я заявляю — никакая не галлюцинация то, что я записал. И это не как шум в ушах, как в последнее время, я Вам говорил, он все чаще и все усиливается, страшный шум во мне и вокруг. А это связный текст о том, о чем я мало знаю. Как мне об этом знать? Мой мужской

опыт... о нем чего и сказать-то, все, что можно и нельзя, я Вам уже рассказал, и больше Вы ничего не добьетесь, потому что больше ничего и не было. Вот и выходит, скажите Вашей Н.Н. Хотел бы я, чтобы все было иначе, и я был бы хотя бы таким любимцем женщин, как отец (он жалуется, что у него не было случайных связей — у меня почти не было н и к а к и х).

Нет, это они сами через меня мне же подали голос. Голос из двух голосов, и тут Ваша Н.Н. как раз это почувствовала (памятник ей поставить) — одно дерево с разными дуплами, и из них оно говорит — на голоса (но не думает: а что бы это значило? рано ей ставить памятник). Оно ими говорит, я ясно говорю?

А почему — еще раз — почему — вот что ее спросите — почему они срослись в одно? я настаиваю, что это никакая не “закольцованность”, а если близнецы и есть, то не однояйцевые, как она говорит, а сиамские, о которых не скажешь даже — при двух головах у них две души или одна на двоих; и я никакой “тотальной иронии”, как ей слышится, не слышу, сколько ни напрягаюсь, в словах “жены” о том, что “муж нравится ей не тем, кто он есть, а тем, кто он не есть”; даже если это отец как бы сам о себе говорил во мне от лица “матери”, перевоплотившись, как Н.Н. предполагает (это может быть, я ведь не знаю, кто из них на самом деле через меня что говорил, может, какую-то часть каждый говорил сам от себя, какую — то — от другого, а может, там вообще нет “себя” и “другого”, а каждый чувствует другого в себе и себя в другом и еще тысячи других в себе и говорит от всякого лица, всеми голосами); ну, говорит он о себе в 3-м лице и хвалит сам себя от имени другого, ну, и почему это ирония? что уж, себя и похвалить серьезно нельзя? если я к себе спокойно отношусь как к другому и ясно вижу, что во мне хорошего? Тем более его не так уж много, глаза не разбегаются. Нет, они именно срослись, я в жизни ничего от лица другого от них не слышал, так ей и передайте от лица компетентного лица. Вот пусть она и объяснит почему. А не может, так я сам объясню.

Потому, что именно не поверили россказням о “настоящей любви”, а послушались своего чутья и поверили только в Неведомого Друга. Не в “неизвестного”, как она выражается, а — неведомого. Не в химеру, а в реальность. Вы, может, и не знаете, а вот госпожа Н.Н., начитанная в таких вещах, конечно, помнит, что в Афинах, по словам апостола Павла, тамошние жители поставили алтарь “неведомому Богу”. Вот Его-то, Того, на ком только и могут сойтись все люди — на вере в единого (но только до имени, именования Его; после называния Его по имени все всегда расходятся в вере — и они правы) Бога, — Его, а вовсе не пустое святое место, не призрак, не проекцию их неудовлетворенного чувства любви (как Ваша Н.Н. безапелляционно пишет), почувствовали и полюбили отец и “мать”.

И это Он их надо-умил, что, если Он выше всякого определения, Он — неназываем; если Он больше всякого определения, то больше даже и того, что Он — “есть” (хоть Он Сам о себе и сказал, что он есть Сущий, то есть Он есть Тот, кто — есть, но Он выше даже собственного определения). Он должен быть и не быть — одновременно.

И дальше, надоумленные, любили друг друга не напрямую (думаю; а то бы не вышло того, что вышло), а окольно — через Него. Только эта тяга к Нему и была в них — общей, только Его они и чувствовали — одинаково. Только в Нем, значит, и были — едино.

И не о том они вовсе говорят, чтобы, как Н.Н. поняла, любовь, предназначенную человеку, спутать — и подменной любовью полюбить Бога, а о том они говорят, что у кого не получается, мало ли почему, любить настоящей полной любовью человека, тому все равно дана еще любовь, к Богу, и вот ее-то они и путают всю жизнь с влечением к инополым людям, и страстно “трансцендируют”, а потом, набив себе кучу шишек, понимают, в чем дело, и направляют по адресу, и ничего больше не хотят, как предложить Ему свою любовь. И он по одному этому, по соединенности с Ним, Он их, хотя они о том не просили, их — то ли еще тут, то ли уже там, не пойму, а спросить некого, но, насколько я их помню, все-таки уже там — соединил Собой между собой. Вы скажете, что-то уж больно жирно будет. Так каждый будет любить друг друга опосредованно, а получится — непосредственно. Может быть, я не знаю. Только знаю, что они всегда были очень сдержанны друг с другом, и если срослись в один ствол, то потому что нашли простой способ полюбить друг друга как-то в обход своей сдержанности; они тянулись к Нему, а когда притянулись, оказались совсем рядом и друг от друга. Но, думаю, я ошибся (хотя могу, конечно, ошибаться, что ошибся), думаю, не настолько они все же притянулись к Нему, чтобы в Нем и соединиться. Тут мало одних тяготений и всяких там порывов, это Вы правы (хоть Вы этого и не говорили, но я вижу. что Вы так думаете), что тогда больно жирно будет. И все равно — уже так близко, что их нельзя было не, их как-то надо было уже совсем соединить. Но Собой Он не мог их еще соединить, и Он их соединил — мной. Понятно, да? Ну, я не знаю. Понятнее не умею.