Фокус
Шрифт:
— Ты такой романтичный в семь утра.
— А ты так классно пахнешь, выдумщица.
— Это не я, а омлет.
Андрей крадет мою чашку с кофе, делает пару глотков, жалуется, что пить его сладким — то еще извращение, но в итоге выпивает все, еще раз зевает и начинает вслух читать первый же абзац наугад. Нарочно с театрально-комичным выражением, то неправильно ставя ударения, то делая ремарки прямо по ходу прочтения. И я не знаю, чего мне хочется больше: стукнуть его чем-то тяжелым за издевательство над моим творением, или громко посмеяться над скупым мужским
Нам просто хорошо вдвоем. А чуть позже, когда к ранним кухонным посиделкам присоединятся взъерошенная Сова, я чувствую себя человеком, у которого есть абсолютная гармония. Не дикое взрывное сумасшедшее счастье, от которого искры из глаз, а что-то уютное, спокойное, похожее на толстый вязаный шарф, в который можно завернуться от всех бурь и ураганов.
Примерно в обед, когда мы в три пары рук начинаем наводить порядки после гостей, Андрей вдруг выключает пылесос и нервно вертится в поисках пульта от телевизора, где как раз идет блок новостей. Рассказывают что-то о бизнесмене, который оказался замешан в крупных денежных махинациях.
— Кто-то знакомый? — пытаюсь пошутить я, но по Андрею сразу видно, что ему не до шуток.
— Это муж Яны, — говорит он тупым голосом без эмоций.
Прислушиваться, в чем суть, уже поздно, но, кажется, человек влип с укрывательством от налогов и все в таком духе. Андрей садится на диван, и на всякий случай выставляет вперед руку, когда я пытаюсь приблизиться.
— Эта…
Он с шумом втягивает воздух через стиснутые зубы, через силу улыбается Соне, которая как раз заходит с маленькой, похожей на тыкву лейкой. Мы молча следим за тем, как деловито малышка пробует пальцем землю в маленьких горшках с экзотическими кактусами, поливает их, оставляя на подоконнике лужи и быстро скрывается с места преступления под нарочито-строим взглядом отца. И Андрея просто прорывает.
— Ты понимаешь, что это значит?
Не уверена, что понимаю, но рискую предположить:
— Думаю, теперь у мамы Совы не будет повода налаживать своему мужу кристально-чистую репутацию, раз он по уши влип.
— Нет, Йори, — зло кривится Андрей, — думаю, эта сука с самого начала все знала, и решила разыграть комбинацию, чтобы снова вытрясти из меня деньги. Надеялась, что я решу откупиться, чтобы не втягивать дочь в суды и споры. Что я снова, как четыре года назад, «выкуплю» у нее своего ребенка, а она свалит в закат искать новую счастливую жизнь.
Честно говоря, такая мысль даже не приходила мне в голову, и пока я пытаюсь переварить информацию, Андрей продолжает злобствовать.
— Появилась, подняла кипишь, выставила все так, будто у меня просто нет других вариантов, кроме как попытаться с ней договориться. А я даже не подумал… Блядь!
— Андрей, может быть…
— Нет, Йори, не может! Я ее слишком хорошо знаю, и должен был с самого начала понять, что меня снова тупо разводят. Но вместо этого кинулся защищаться, придумал всю эту свадебную хрень!
Он продолжает что-то говорить, но я почти не разбираю слов.
Свадебная хрень?
Мысль жужжит где-то глубоко
Свадебная… хрень.
Глава пятьдесят вторая: Андрей
У моей злости есть три состояния.
Первое, когда я просто злюсь, но вполне понимаю, что говорю и на этом этапе даже не особо нервничаю и готов искать компромисс.
Второе, когда меня довели, достали тупостями и глупостями, и я пытаюсь защитить окружающих от возможных вспышек ярости.
И третье, мое «самое любимое». Когда я просто пиздец, какой бешеный, припадочный и просто на хуй больной на всю голову, и с чистой совестью забиваю болт на окружающих и щепки, которые полетят в разные стороны, когда «злой Андрейка» пойдет рубить лес.
В моей жизни только дважды была третья стадия: когда я узнал, что женщина, на которой собирался жениться и с которой даже хотел завести детей — редкая корыстная сука, и второй раз — сегодня, когда у меня вот так внезапно, на тридцатом году жизни прорезалось зрение.
Меня так сильно выкашивает, что нужно тупо свалить из дома, на мороз, остудить голову, возможно даже в сугробе, если проветривания будет недостаточно. И я использую это желание как предлог, чтобы уйти и случайно не покалечить своих женщин. Наверное, хороший повод задуматься о том, что делать с приступами злости в будущем, чтобы каждый раз не рисковать душевным покоем своих девчонок.
На улице реально холодно, но мне просто пипец, как хорошо, когда мороз проедает до печенок. Знать бы еще, куда ноги несут. Я просто иду и смотрю на носки своих ботинок, пытаясь как-то переварить, перемолоть унижение от собственной глупости и недальновидности. Почему мне раньше не пришло все это в голову? Ответ очевиден: Яна знала, что бьет в самое больное место, а я, как дурак, брошусь защищать то, что мне дорого, а уже потом буду включать мозги.
В общем, домой я возвращаюсь только вечером, когда на улице уже темень и я просто перестаю чувствовать пальцы на ногах и, кажется, вообще на хрен отморозил уши. Уже с холодной головой и пониманием того, что нужно попросить у Йори прощения за вспышку гнева. Она же у меня умница, должна понять, что он был не для нее, а просто… случайный взрыв ядерной бомбы, когда Ответственный оставил без присмотра своего малолетнего сына около той самой Красной кнопки.
О том, что дома гости, понимаю сразу же, потому что дверь открывает… мама.
Черт, я и забыл, что пригласил их с отцом познакомиться с выдумщицей.
— Ты вообще в своем уме? — вычитывает мать, пока я кое-как стаскиваю обувь закоченелыми пальцами. — Хочешь слечь в постель с воспалением легких? Мало было ветрянки?
— До свадьбы заживу — сколько тут осталось.
— А сколько осталось? — как-то странно косится на меня мама.
— Ну как соберемся, через неделю.
— Андрей…
Когда мать начинает говорить такими интонациями, я понимаю, что что-то произошло. И взглядом «ну говори уже», предлагаю не мариновать меня трагическими паузами.