Фокус
Шрифт:
— Просто я не знаю, как нужно. — Выдумщица шмыгает носом, и улыбается теперь уже совсем широко. — У меня нет опыта, потому что я давным-давно живу одна. И потому что ты первый мужчина за долгое время, которого я пустила за порог.
Почему-то, пока она не озвучивает этот факт, я о нем даже не вспоминаю. А ведь именно в нем вся проблема. Это у меня были женщины, были ошибки, на которых я учился. В особенности, как я теперь понимаю, я очень хорошо научился защищать свое сердце, чтобы мне не было больно.
— Поэтому… я думаю, у нас ничего не получится, — продолжает
А мне хочется, чтобы заорала. Чтобы мне уши заложило от того, как ей не пофигу на то, что между нами происходит. Потому что та женщина у стены, кажется, только что жестко вычеркнула меня из своей жизни. И самое паршивое, что у нее на это есть полное право, против которого у меня нет ни единого аргумента. Только один.
Я ведь ее правда люблю.
Глава пятьдесят четвертая: Йори
В моих книгах, в самые тяжелые моменты, героини и герои всегда умели держать себя в руках. Не знаю, как мне удавалось в тот момент прочувствовать сцену так, чтобы у выдуманных личностей нашлись силы и внутренние ресурсы улыбаться, глядя в глаза смерти или в спину любимому человеку. Я просто верила, что так же происходит и в жизни, и если бы подобное произошло со мной еще раз — после разочарования в Косте — я бы больше никогда не заплакала, не стала униженно просить меня выслушать, а в спину уходящему мужчине сказала спокойно и с достоинством: «Счастливого пути, я желаю тебе всего самого хорошо».
Но жизнь — это не книга.
И моя улыбка — это предсмертная агония неправильной, сломанной, надорванной, как бумажный самолетик души, в которой больше совсем ничего нет. Даже пустыни более полны жизнью, чем тот эфемерный комок внутри меня, о существовании которого так любят спорить ученые и священники.
— Мне жаль, что не оправдала твоих надежд, Андрей.
До чего же больно говорить эти слова! Потому что… это правда. Потому что все, что сказал Андрей — чистая правда. Я отворачивалась, я закрывалась, я просто уходила, пряталась в свой черепаший панцирь от всего, что могло взволновать мое тихое болотце. Сбегала, когда должна была сражаться. Не стала тихой гаванью, куда бы ему хотелось возвращаться.
— Но я так больше не могу. — Мне так плохо, что уже почти не больно. Как будто громкий гул предстоящего взрыва оказался просто пшиком, и нервное напряжение сошло на нет. — Я просто не хочу снова быть «не той женщиной». Потому что, знаешь, я тоже не простой человек с тяжелым характером. Я трусиха, Андрей. Я до чертиков боюсь снова вляпаться не в того мужчину, даже если люблю его так сильно, что готова выстелить душу ему под ноги.
Звучит так… пафосно, но именно так я чувствую. Я хочу быть для него «той женщиной», со всеми своими тараканами и заморочками, быть женщиной, которая подарит радость и не даст повода для раздражения. Но…
— Но я, прости, не чувствую, что нужна тебе вот такая. Потому что идеальной, всё всегда понимающей, мудрой и сдержанной, я стану только лет через сто. А до этого буду плакать, буду ревновать до безумия, буду бояться проснуться однажды утром и в твоих сонных глазах не увидеть желания просыпаться
— Йори, пожалуйста…
Андрей как-то успевает подойти ко мне и в одно движение крепко, вытравливая весь воздух из моих легких, обнимает сразу всю, двумя руками, притягивая к себе, словно громадный магнит.
— Прости меня, пожалуйста… — Низким треснувшим голосом мне в волосы. — Прости, прости… Я… Просто дурак.
— И я просто дура!
Я до боли в пальцах хватаюсь в его свитер, потому что ноги уже не держат. Мы оба, словно сдувшиеся рекламные гиганты, оседаем на пол. Судорожно, несмотря на одежду, обнимаем друг друга руками и ногами, словно не виделись кучу лет и сейчас хотим наверстать каждую секунду времени.
— Я тебя просто пиздец, как боюсь, выдумщица, — сглатывает Андрей и нервно усмехается. — С тобой у меня ни хрена нормально не работает.
— И я тебя боюсь, потому что ты разрушил мою защитную скорлупку, лягушачий принц.
— Прости, Дюймовочка, даже жабы хотят маленьких умниц. Знаешь, я же правда хочу на тебе женится, просто так, а не потому, что так нужно.
— Хоть я и косячница?
— Кажется, я успел стать зависимым от фокусов, которые вытворяет твой тараканий цирк. — И тихо добавляет: — Я все-таки в тебя вляпался, моя маленькая любимая выдумщица.
Возможно, о нас бы кто-то сказал, что у нас нет будущего: слишком ранимая девушка, слишком неуступчивый и категоричный мужчина. Наверное, это так и есть, и мы не походим друг другу по всем пунктам. Но по какой-то причине я чувствую, что Андрей — мой мужчина. Вот такой неправильный, неидеальный, где-то даже эгоистичный и слишком запертый в себя. Но я люблю его за эти недостатки, потому что за достоинства любить всегда проще. А мне всегда казалось, что идеальный образ, особенно без намека на изъяны, на самом деле просто дешевая подделка.
— Ты моя китайская ваза, мой невозможный мужчина, — шепотом говорю я, пока мы еще крепче прижимаемся друг к другу, словно хотим проникнуть кожей под кожу, заразить собой. — Красив в своих недостатках.
— Ты когда-нибудь прекратишь говорить метафорами, женщина? — Андрей отклоняется, убирает волосы с моего лица и мягко, как драгоценность, берет лицо в ладони. — Просто «Я тебя люблю» будет достаточно.
— Я уже говорила это, дважды, — напоминаю я и делаю вид, что хмурюсь. — И на оба раза ты почти никак не отреагировал.