Folie a Deux
Шрифт:
— Я передумала. Давай съедим сразу половину. Хотя не факт, что у них остался хоть кусочек. А сейчас уже поздно.
Спустя некоторое время я понимаю, что переборщила со сладким. Нам принесли четверть полноценного десерта и ещё нескольких пирожных. Всё шоколадное и невероятно вкусное. Мы ели прямо из общей тарелки, хотя вместе с ней нам предоставили и блюдца с ножом, но мы едва ли обратили на них своё внимание.
— Всё, я больше не могу. Доешь это пирожное сам.
— Я тоже не могу. Мне известен один способ быстро избавиться от части калорий, но я даже не в состоянии пошевелиться. Выключи, пожалуйста, лампу.
— Ты что, собираешься спать?
— Всего пару часов, Моника. Я плохо спал
Я дотягиваюсь до кнопки и погружаю комнату в темноту. Прислонившись к изголовью всё ещё с ложкой и тарелкой в руках, слушаю шум волн и звук, с которым происходит замедление мужского дыхания. И к собственному ужасу по прошествии нескольких минут неподвижного сидения ощущаю не слёзы, но что-то близкое к ним и олицетворяющее их. Приступ непонятной боли, возникающий в грудной клетке. В наших отношениях я его ещё ни разу не чувствовала. Так бывает, когда люди занимаются именно любовью? Если делают всё нежно, мягко и неспешно? И если мужчина соглашается дать тебе ребёнка, а после ведёт себя не так, как ты привыкла, да и до того в принципе тоже? Я чувствую себя… сумасшедшей. Или больной. Потому что все, кого я знаю, услышав о моих действиях, сказали бы, что мы утратили рассудок. Каждый по-своему. Или в то же время совершенно одинаково. Я, когда осмелилась попросить у женатого мужчины фактически меня оплодотворить, а он, когда совершил этот шаг. Планировать чуть ли не семью с другой женщиной, в то время как у тебя уже есть законная жена и дети… мои родители поседеют, если узнают. Грейс возненавидит за ложь. И лишь Ребекка, возможно, произнесёт что-то ободряющее. Поинтересуется, какой он в постели. Но и это не гарантировано. Она просто смотрит и фантазирует, но сама никогда не изменит человеку, с которым состоит в отношениях в настоящий момент.
Я отношу всю посуду и столовые приборы на обеденный стол. А потом возвращаюсь в спальню и выхожу на террасу. Лёгкий бриз время от времени чуть теребит мои волосы и проходится по обнажённым ногам. Берег и вода совершенно скрыты темнотой. Из-за знания, что все вокруг спят, мне кажется, что я осталась одна в целом мире. Данное ощущение невольно вызывает во мне размышления о будущем. Попытку разобраться в том, зачем Райану Андерсону мой ребёнок. Как всё это будет, и что он скажет жене. Я не могу представить этот разговор даже в общих чертах. Изменять это одно, но заводить наследника на стороне, который чисто теоретически сможет претендовать на часть состояния наравне с законными детьми, это совсем другое. Даже если денег хватит не на один десяток отпрысков и внуков, на что пойдёт и так терпящая многое женщина, когда всё начнёт заходить уж слишком далеко?
— Присвоила мою рубашку, Моника? Теперь понятно, почему я нигде её не увидел.
— Что ты здесь делаешь? Ты же хотел спать.
— Я и спал. Но твоя сторона кровати оказалась прохладной, а ты ведь помнишь, что я люблю тепло. Можешь снова согреть меня, как тогда? Только без повторения расставания? — он прижимается ко мне, будучи совершенно голым. Уже готовым проявлять физическую активность. Я цепляюсь за перила, когда чувствую возникновение слабости в ногах. Всем виной рука, пробирающаяся под рубашку и уверенно достигающая моего центра. Мужские пальцы скользят в его влажность за долю секунды. — Так можешь или нет?
— Здесь?
— Да, прямо тут. Все спят. Никто нас не увидит. Но меня всё равно заводит мысль, что это возможно. Что в случае чего мне бы позавидовали, — правая рука расстёгивает несколько верхних пуговиц, после чего, пробираясь под ткань, указательный палец обводит выпирающие контуры ключицы. Я вздрагиваю, как будто через моё
Он перемещает ладонь вверх по шее, чуть надавливая на кожу. Смотрит в мои глаза неотрывно и с пронзительной печалью. Мне хочется связать происхождение этой тоски с собой, но я не настолько наивна и нелепа. Ни один побег не длится вечно. И даже когда ты куда-то уезжаешь, все твои тяготы в значительной степени перемещаются вместе с тобой. Зачем Райану Андерсону даже не столько ребёнок, сколько именно я, как отдельная трудность в дополнение ко всему, что и так напрягает миллиардеров?
— Можно будет увидеть твой самолёт прежде, чем это время подойдёт к концу?
— Имеешь в виду, перед возвращением в Нью-Йорк?
— Да, — я предполагаю, что иного шанса мне не представится. Поразительно, как резко я захотела того, о чём до недавнего момента даже не думала. Просто побыть хотя бы минуту в наверняка роскошном и дорого выглядящем салоне воздушного частного борта.
— Почему лишь увидеть? Я не собираюсь оставлять тебя тут, чтобы ты вернулась обратно обычным рейсом. Или ты… не хочешь со мной? Знаешь, там есть большая кровать почти королевских размеров. А я ещё никогда не занимался сексом во время полёта. Хочешь быть первой?
Я целую его, едва он завершает свою мысль. Несмотря на понимание того, что он, скорее всего, лжёт и вряд ли не уединялся там ни с женой, ни с кем-либо ещё. А после мы с ним неоднократно согреваем друг друга.
Глава десятая
— Перестань, Моника.
— Ты о чём?
— Перестань так смотреть. Если на мне солнцезащитные очки, то это не означает, что я не чувствую твой взгляд. Мы провели в номере два дня, а завтра мне надо обратно в Нью-Йорк. Я не думаю, что ты действительно хочешь провести последний день наверху.
— А разве ты не слишком занят в своём телефоне, чтобы помнить про меня? — спрашиваю я, делая глоток сока через трубочку. Свежевыжатый апельсиновый напиток приятно освежает горло и смачивает губы. Райан Андерсон в бежевых шортах и с обнажённой грудью полулежит в соседнем шезлонге справа от меня. Неистово жмёт на сенсорные кнопки, хотя я даже не знаю, как можно увидеть что-либо на экране, когда на тебе надеты солнцезащитные очки.
— Я считаю себя мультизадачным человеком.
— С каких пор многозадачность не является врагом?
— Если прибегать к ней в умеренных количествах, то всё будет нормально.
Не зная, что на это ответить, я осматриваюсь вокруг себя. Обвожу взглядом бассейн и немногочисленных людей, находящихся либо в воде, либо лежащих на шезлонгах, пока мне не становится реально грустно. Потому что все общаются между собой, все, наверное, являются друг другу родными или друзьями, и только мы с Андерсоном тут будто бы ни к месту. Я невольно обращаю внимание на палец без кольца и задумываюсь, что это может вообще ничего не значить. И, скорее всего, реально не значит. Не то чтобы мне подумалось, что в этом браке совсем всё стало плохо, но внутри меня всё равно что-то всколыхнулось. Тогда, когда я увидела пустоту вместо украшения. Глупо. Неразумно. Бессмысленно.
— То, что ты там делаешь, это надолго?
— Не очень, а что?
— Ты сам сказал, сегодня последний день, — говорю я, созерцая то, как Райан поджимает губы, — ты мог бы отложить дела до завтра.
Он снимает очки правой рукой, а левой ладонью дотягивается до кончиков моих волос, опуская телефон экраном вниз около своего колена. Я пытаюсь не чувствовать проникающего внутрь меня эмоционального тепла от столь незначительного контакта, но всё совершенно тщетно. Последующие слова и вовсе ощущаются, как что-то прежде тайное, чего от него ещё никогда и никому не доводилось слышать.