Folie a Deux
Шрифт:
— Ты красивая, Моника. Если бы я не был тем, кто я есть, я бы, наверное, так и смотрел на тебя. Хочешь, чтобы я не просто приезжал, а оставался в твоей квартире? — солнце заставляет его щуриться. Вызывает из-за этого складки вокруг глаз. Но Райан Андерсон лишь обхватывает заднюю часть моей шеи. Чувственное прикосновение едва не лишает меня способности мыслить.
— А что случилось с твоим отелем и тем, что он ближе к офису? Твои люди чем-то не угодили?
— Они верные и исполняют любые мои поручения или просьбы. Но в моём отеле нет тебя. Я могу позволить себе опаздывать. Или ты просто будешь будить меня пораньше.
— Ты не собираешься увидеть детей?
Несмотря на усиливающееся ввиду приближения полудня пекло, мне становится словно холодно, когда Райан убирает руку. Боковым зрением
— Причём здесь мои дети? Я задал конкретный вопрос и хочу получить на него ответ.
— А я хочу понять, какое место занимаю в твоей жизни. Кем являюсь для тебя. Но я путаюсь только всё больше и больше с каждым проходящим днём.
— Ты та, с кем мне хорошо здесь и сейчас. А ещё у тебя, возможно, будет ребёнок от меня. Ты должна понимать, что одно лишь это уже ставит тебя на уровень выше всех других женщин, которые довольствовались исключительно драгоценностями и вещами. А учитывая, что я преподносил их далеко не всем, то и тем более.
— Сколько у тебя было связей? — спрашиваю я, лишь бы не повторить ошибку, опять сказав что-то неправильное, о чём мне случится пожалеть в тот же самый миг, хотя слова забрать назад уже не выйдет. Я даже вновь поворачиваю лицо к Райану и обнаруживаю, как его шорты сползли чуть ниже, пока он тянулся к столику справа, чтобы положить на него свой сотовый. Движение мышц груди и живота заставляет меня увлажниться и снова захотеть уйти с жары в прохладу гостиничного номера.
— Я не считал. Но наверняка не меньше нескольких десятков.
— Почему случился первый раз?
— Ни почему. Просто случился, и всё.
— То есть ты однажды проснулся и спросил себя, почему бы не изменить жене? Так не бывает.
— У меня так и было, и на этом данный разговор закончен. Ты всё ещё хочешь вернуться наверх? Если да, то пошли, — он встаёт и убирает телефон в правый карман шорт. Меня терзает желание сказать, что во мне гораздо сильнее стремление узнать причину, которой не может не быть, но я сглатываю соответствующий импульс и тоже поднимаюсь с шезлонга.
Мой рассудок словно дремлет и до отъезда из Рио, и пока мы летим в шикарном частном самолёте обратно в Нью-Йорк. Роскошное дерево, все удобства на борту, фактически тишина, несмотря на работающие двигатели. Мы и спим, и не спим. В кровати королевских размеров в не менее просторной спальне. От постельного белья пахнет свежестью и чистотой. Ни единой вмятины или складки. В такой атмосфере ещё меньше хочется просыпаться эмоционально, но всё же это происходит через несколько дней после перелёта. Когда Райан Андерсон пытается задрать моё платье, вжимая меня в мои же диванные подушки, но в этот момент начинает звонить телефон. Не его, а мой. Лежащий на журнальном столике. По мелодии я понимаю, что это мама. Или папа. Кто-то из моих родителей. На них у меня установлен один и тот же рингтон.
— Стой. Я должна ответить.
— Нет, не должна. Кто бы это ни был, они могут подождать. Перезвонишь им позже.
— Прекрати. Это родные, — я уклоняюсь от попытки вернуться к прерванному поцелую. Тяжело дышу и не особо и хочу отталкивать Райана, но всё равно выбираюсь из-под его тела. Дотягиваясь до сотового, подношу его к уху, чтобы ответить. — Да, мам. Привет.
— Привет, милая. Я тебя не отвлекаю? Ты какая-то запыхавшаяся.
— Нет, всё нормально. Что-то случилось?
— Нет, ничего. Просто мы так и не обговорили то, когда мы с отцом приедем к тебе в гости. А я тут решила посмотреть билеты на самолёт, и знаешь, послезавтра есть очень удобный рейс. И стоимость недорогая. Что ты думаешь, если мы прилетим пятого числа во второй половине дня? Ты никуда не собираешься по работе в эти дни?
Мне в принципе трудно о чём-то думать, учитывая, что Райан целует заднюю часть моей шеи. Я сдвигаюсь вправо, но он обхватывает талию левой рукой, удерживая меня так, чтобы предупредить дальнейшее движение. В хорошем смысле ощущения почти невыносимы. Настолько, что я просто смиряюсь с ними и его действиями.
— Нет,
— Тогда созвонимся чуть позже, и я скажу тебе время прилёта. Хорошо?
— Конечно, мам.
Я завершаю разговор и одновременно с этим слышу злой шёпот. Чувствую недовольство и зарождение претензий. Только этого мне и не хватало. Проклятье.
— Ты серьёзно сказала им приезжать?
— Да.
— И где они остановятся? Здесь?
— Точно. И пробудут у меня столько, сколько захотят, — я убираю сдерживающую меня руку прочь и откидываюсь на спинку дивана. Мимолётный взгляд, брошенный на Андерсона, подтверждает то, что на уровне ощущений я и так уже поняла. Он не любит, когда ему мешают трахаться или заниматься прелюдией. И наверняка ненавидит, если кто-то, кто на данный момент является его сексуальным интересом, вдруг может оказаться недоступным. Удивительно, как ещё ни разу не было такого, чтобы ему помешала моя менструация. Часть меня хотела бы посмотреть на его реакцию в подобный момент.
— А как же я?
— А что ты? Это мои родители, а ты просто тот мужчина, который время от времени меня трахает. Увидимся после того, как они уедут. Если тебе будет совсем сложно дождаться, то у тебя ведь есть жена, а по улицам ходят тысячи женщин. Выбор невероятно огромный. Несмотря на мою просьбу и всё остальное, в чём мы пришли к консенсусу, ты в отношениях не со мной, поэтому я не жду верности или чего-то вроде неё. Ты ведь наверняка так и так продолжаешь спать с супругой между мной и мной, так что… — я буквально выталкиваю эти слова через боль и ком в горле. Дыхание даётся тяжело и вырывается из меня, кажется, прерывистыми звуками. Они напоминают хрип, возможно, умирающего. — Знаю, момент уже испорчен, но сегодня только третье число. У нас есть ещё две ночи.
— Нет. Не хочу. Тебе теперь надо готовиться к их приезду. Позвоню где-нибудь среди недели.
Райан Андерсон выглядит так, как будто съел что-то горькое. Но прежде, чем я успеваю как следует об этом задуматься, он уже выходит прочь из моей квартиры. Я не понимаю, что с ним вдруг случилось. Ни в малейшей степени. От слова «совсем». Хотя меня уже не должны удивлять перемены настроения. Просто в этот раз здесь кроется будто бы нечто большее. Что-то, из-за чего я начинаю размышлять, не расстроила ли его. Можно ли вообще нанести обиду столь закрытому человеку, всего лишь сказав правду о нём, которую он и так наверняка знает? Или в этом всё и дело? Что и таким, как он, она тоже колет глаза? И, возможно, даже сильнее, чем обычным людям, потому что кто решится говорить с миллиардером на равных на регулярной основе и позволит себе смелые высказывания в его адрес? Я не думаю, что действительно жалею о них, ведь во многом я выразила свои истинные и подлинные мысли, но, тем не менее, мне становится физически трудно делить собственную жилплощадь с родителями фактически сразу же, как после встречи в аэропорту мы приезжаем ко мне домой на такси и входим в квартиру. Поскольку у меня всего две комнаты, то в результате преобразования дивана в кровать гостиная на целую неделю становится второй спальней. В разложенном виде он съедает значительную часть пространства, но разбирать и собирать мебель по два раза на дню было бы откровенной глупостью. Я осознаю, что в эти несколько дней не смогу вести себя расслабленно так же, как и смотреть по телевизору то, что нравится лично мне, поэтому, чтобы при наступлении вечеров быть не такой уж и раздражённой, дневные часы я заполняю всевозможными экскурсиями и прогулками, которые только приходят мне в голову. Но меня всё равно всё злит. Бесит. Выводит из себя. Потому что в Рио я побывала словно в раю и предполагала, что его можно воссоздать и дома, если просто не высовывать нос на улицу, кроме как по делам, но, не сумев поступить эгоистично, лишилась Райана на кажущийся очень долгим срок. Вероятно, и правда, обошлась с ним как-то не так, потому что не слышу от него ничего и спустя неделю, а сама всё ещё боюсь связываться с ним первой. Моя внутренняя, возможно, агония достигает своего апогея посреди ресторана в вечер Дня рождения, когда после очередного тоста за меня мама начинает говорить то, что ей, вероятно, кажется ободряющим, но на мне сказывается совершенно отрицательным образом.