Folie a Deux
Шрифт:
— Получилось войти?
— Да.
— Тогда скажи, когда закончишь. Хотя нет, можешь не говорить. Просто внеси исправления, если вдруг увидишь неправильные значения в строке с результатами.
Для верности я суммирую всё два раза подряд. Но несоответствий, естественно, так и не нахожу. Всё верно. Когда он создавал таблицу, то не сделал ни одной ошибки. А сейчас просто сказалось накопившееся утомление. Райан Андерсон тоже способен его ощущать…
— Ты переживаешь из-за детей? Из-за мысли, что станешь видеть их реже?
Он поднимает веки и вновь садится прямо. Внушительный и всепоглощающий даже в домашних штанах и далеко не новой рубашке, вид которой выдаёт то, что она, видимо, самая любимая. Потёртости, общая заношенность, растянутость. Я пыталась привыкнуть к нему такому
— Я верю, что всё станет понятнее, когда мы обговорим порядок общения и то, в какие дни они будут жить со мной. Я просто хочу остаться хорошим отцом. Пока ещё не поздно. Пока наши разногласия с их матерью не сломали им психику окончательно. Может быть, как только мы станем лишь родителями, все противоречия сами собой сойдут на «нет», и мы сможем принимать правильные решения без стремления выяснить, у кого больше авторитета, и кто перетянет канат на этот раз. Меня не сильно беспокоят детали, Моника. А вот тебя будто бы больше моего. Поэтому я полагаю, что должен спросить прямо сейчас. Ты ведь осознаёшь, что мои сыновья будут в моей жизни всегда? Что у меня есть багаж, которого нет у тебя? И что вместе со мной ты получишь и их тоже? Не только общего ребёнка, но и двоих детей, которые лишь мои? Мальчишек, по возрасту годящихся тебе в братья? — его голос вполне спокойный, уверенный, без ощущения, что внутри Райан Андерсон, может быть, весь на нервах, но возникающая пауза именно на что-то подобное и намекает. Или же это я эгоистично хочу, чтобы всё было так. Чтобы его терзало и волновало моё возможное нежелание принимать его мальчиков в свою жизнь. Чтобы мысль об этом проходилась по нервным окончаниям словно наждачной бумагой. — Тебе это надо? — спрашивает он после кратковременного молчания. Касается кожи моего обнажённого правого плеча левой рукой, двигаясь ею по направлению к шее. Хочет напомнить о себе физическим контактом и тем самым сбить меня с толку, чтобы мне было труднее ответить как-то не так? Или просто не может не дотрагиваться?
— Если я тебе нужна, то и они мне тоже, Райан.
— Скажи, тебе понравился подарок?
— Да.
— Я бы не подарил его тебе, если бы не хотел попытаться. Однажды мы сможем выйти куда-нибудь открыто, и я хочу, чтобы ты его надела, — от этих слов на моей коже приподнимаются даже самые мелкие волоски. Из-за мурашек становится словно холодно, но это приятная дрожь. Сокровенная. Я прикасаюсь к левому мужскому бедру, тоже желая просто чувствовать близость. — И ещё… Спасибо, что… Спасибо, что помогла мне, — он вздыхает, будто благодарность даётся ему невероятно тяжело, и ему приходится буквально выдавливать её из себя. Всё это значительно напрягает. Нет, не то, что он такой и не привык или отвык от вещей, которые для меня совершенно естественны, а всё грядущее в целом.
— Я была рада.
Райан захлопывает крышку ноутбука, не утруждая себя закрыть приложение и выключить технику нормально. А потом встаёт со взирающим в душу взглядом. Даже немного опущенный, он властный. Повелевающий.
— Пойдём спать, Моника.
— Просто спать?
— Именно.
— Ты снова ляжешь поверх одеяла?
— Нет, с этим покончено, — отрицательный ответ дополнительно подчёркивается движением головы из стороны в сторону. — Я разденусь, и ты тоже. А потом буду касаться тебя, пока не усну. Хотя, скорее всего, не смогу отпустить и во сне.
Я чуть задерживаюсь, чтобы выключить свет, а когда прихожу в комнату, то обнаруживаю Райана разместившимся в кресле в свете прикроватной лампы. Но в этот раз ничто не говорит ни о злости, ни о цинизме, ни о желании за что-то меня проучить. Есть лишь чёрный чемодан у мужских ног, закрытый и стоящий вертикально, и правая ладонь,
— Всё в порядке? — спрашиваю я, останавливая себя от того, чтобы подойти, на тот случай, если прямо сейчас это всё равно слишком. Мне и самой несколько не по себе. От того, что всё выглядит, как переезд, когда, не считая отца, я ни разу в жизни не жила с мужчиной. Не сталкивалась с тем, чтобы позволить кому-то узнать меня всю и во всех возможных состояниях, а не только в сексуальной сфере. И уж тем более не могла представить, что он окажется из числа тех, кто привык брать от жизни всё только лучшее, но соберётся променять огромный дом на мою скромную и маленькую квартиру, где ни у кого из нас не получится особо уединиться даже тогда, когда это, пожалуй, будет в некотором роде необходимо. Мы не провели весь сегодняшний вечер подле друг друга, мне случалось отлучаться в туалет, и Райан тоже покидал комнату ради посещения ванной, но на тот момент я не придавала всему этому столь много значения, как теперь. Он увидит меня утром… Сонной, непричёсанной и пытающейся скинуть с себя остатки сна. В Бразилии я просыпалась первой, но здесь он является жаворонком. При мысли обо всех грядущих неловкостях меня охватывает и подчиняет странная дрожь. Возможно, даже паника. Она обосновывается в моём животе, когда я сажусь на пуфик около туалетного столика.
— Мы не должны нервничать перед друг другом. В тебе нет ничего, чего бы я уже не видел. Я знаю твоё тело, как и ты моё, — Райан концентрирует свой взгляд на мне. Он будто хочет пробраться в самую мою суть. Узнать, что сокрыто под корой головного мозга. Какие там мысли, страхи, желания и надежды не только сейчас, но и вообще в целом. Я бы тоже влезла в голову мужчины, если бы только существовала возможность проникнуть туда незамеченной.
— Необязательно раздеваться, если ты передумал. Это были твои слова, не мои. Я могу просто переодеться в ту пижаму, а ты остаться в штанах и надеть майку. У тебя ведь она есть? Хотя бы одна?
— Есть, но я хочу раздеться. Чтобы чувствовать именно тебя. Только это твой дом, твоя квартира, и мне дико некомфортно, Моника. Я не привык к такому.
— Я знаю, — лишь говорю я, и мой взгляд неосознанно устремляется к чемодану. Там точно не так уж и много вещей. Но они всё равно уже мнутся, и вряд ли такой человек, как Райан Андерсон, погладит их самостоятельно. Уверена, он вполне мог забыть, как выглядит утюг. Ладно, здесь я наверняка преувеличиваю, но трудности в обращении с техникой вполне возможны. Мне не будет трудно вернуть костюмам или рубашкам презентабельный вид, просто прежде их в любом случае нужно достать и разместить на вешалках. — Знаю, что здесь мало пространства, места и воздуха. Мне кажется, ты вполне можешь тут задохнуться.
— Мне странно и неловко не из-за этого.
— Нет?
— Точно нет. Просто я без понятия, куда мне деть свою одежду. Всё это непросто. Вообще-то меня даже почти тошнит, — Райан отводит взгляд, поднося правую руку к губам, и этот жест кажется мне целиком и полностью пропитанным печалью. Пронизанным ею до кончиков согнутых у подбородка пальцев. Какие слова в данной ситуации прозвучат лучше всего? Мне жаль, что ты так или иначе переживаешь утрату дома, как того места, где тебе не приходилось задаваться столь неловкими и в некотором роде глупыми вопросами? Но, будь я на его месте, я бы не хотела слышать что-то подобное. Сожаления ничего не меняют. Лишь усиливают поселившуюся внутри горечь. Напоминают тебе о потере или прочих невзгодах, сложных временах и эмоциональных испытаниях.
— Тумбочка со стороны шкафа совершенно пустая. Я никогда не пользовалась ею по назначению. Но если тебе кажется, что с моей стороны кровати ты будешь чувствовать себя уютнее, то я переложу свои вещи из одной тумбочки в другую.
— Нет. Мне без разницы. Я вполне могу спать слева и на постоянной основе.
— Тогда, может быть, разберём твой чемодан?
Райан поднимается из кресла в тот же самый миг, как я произношу эти слова. Словно мгновенно преодолевает разделяющее нас расстояние и прикасается к моему подбородку указательным и большим пальцами, чуть поднимая его. Собственное отражение в мужских глазах будто погружает меня в транс, из которого уже не вырваться.