Фомич - Ночной Воин
Шрифт:
– Если хорошо поискать, найдётся, - ответил Кондрат уверенно, показывая Фомичу глазами на своего приятеля.
– Не!
– заорал тот, тоже заметив этот взгляд.
– У меня шкура с дыркой! Во!
И он раззявил свой чудовищный ковш.
– Ладно, поплывем на верёвке, - сказал Оглобля.
– А как это - на верёвке?
– заинтересовался я таким более чем оригинальным способом плавания.
– Ну, не верхом, конечно, на верёвке, - засмеялся Оглобля.
– Делают это так: привязывают к пловцу верёвку,
Достали длинную верёвку, прикинули на глаз, добавили на всякий случай, связав намертво заветными узлами, которым нас научил всё знающий, и всё умеющий, Борода.
Фомич скинул с плеч плащ, готовясь первым шагнуть в воду.
– Постой, - остановил его Оглобля.
– Ты не спеши. Успеешь ещё пример показывать, давай я попробую.
Не дожидаясь согласия, быстро разделся, обнажив мощный торс, покрытый глубокими шрамами. Связал одежду узлом, закрепил на голове ремнем, обвязался вокруг пояса верёвкой, привязал меч на спину, и вступил в воду.
Чёрная вода нехотя расступилась перед ним, словно не хотела пускать. Но он вошёл, мощно оттолкнулся и поплыл, крикнув нам:
– Вы там с берега подсказывайте, направляйте, куда плыть, чтобы я в Омут не заплыл.
И замахал сажёнками через чёрное зеркало воды.
Доплыл он относительно спокойно и без приключений. Ни Омут, ни Водяной его не потревожили. Вышел на берег, крикнул:
– Привязывайся ты, Фомич, я тебя отсюда подстрахую!
Фомич быстро обернул вокруг себя другой конец веревки, и поплыл. С ним всё так же обошлось благополучно.
Следом собрался идти в воду и я, но тут мы спохватились, что верёвка теперь целиком осталась на том берегу. Мы бранили себя за торопливость и беспечное недомыслие, но что было делать?
Воодушевлённый примером Фомича и Оглобли, я вошёл в воду. Крики и поддержка обоих берегов помогли мне, и я с трудом, но всё-таки доплыл.
Не успел я выйти на берег, как меня отругал Фомич:
– Зачем ты, балбес, на этот берег поплыл? Всё равно кому-то из нас назад плыть придётся, верёвка-то так и осталась здесь.
Я принялся было оправдываться, но с другого берега раздался вопль:
– Тонет! Тонет!
Мы обернулись и увидели, что Омут тянет все ближе и ближе к воронке Кондрата, который залез в воду, когда этого никто не видел.
Мы попытались добросить до него веревку, но было слишком далеко, и нам это не удалось. Не успевший одеться Оглобля полез в воду, но его остановил Борода:
– Не успеешь! Да и не вытащишь ты его!
И действительно, голова Кондрата была уже в самом центре воронки. Он ещё пытался вырваться, но всё было напрасно.
– Ой!
– закричал он.
– Водяной за ноги схватил!
И отчаянно замолотил по воде
– Ну, всё, - с горечью и отчаянием произнес Оглобля.
– Раз Водяной ухватил, он своё ни за что не упустит...
И тут в воду бросился Балагула. Плыл он совсем скверно, по-собачьи, но тем не менее, удивительно быстро.
Мы, не сговариваясь, все бросились в воду. А Балагула, не доплыв до Домового, неожиданно нырнул под воду.
– Водяной утащил!
– ахнул Борода.
Но дальше произошло нечто совсем невероятное: воронка закрутилась в обратную сторону, потом просто встала столбом, выбросила вверх огромный фонтан воды, и выбросила нас обратно на берег.
Из того места, где только что была воронка, выскочил огромный голый мужик с большой белой бородой, весь опутанный зелёными водорослями, и завопил:
– Водяного загрызли! Ой, кусают! Ай!!!
И завертелся вокруг себя. На мгновении даже выпрыгнул из воды, отчаянно молотя воздух огромным рыбьим хвостом. Повисев в воздухе, он шлёпнулся обратно, потом опять вынырнул, а рядом с ним вынырнул и Балагула.
– Отпусти Кондрата!
– завопил он на Водяного.
– Брось, а то загрызу!
– Да отпустил я его! Отпустил!
– в ужасе вопил Водяной.
– Вон он плывёт. Только не кусайся!
Кондрат в это время уплывал к берегу без оглядки.
– Я тебе что сказал?! Рыба ты голопузая?!
– заорал Балагула, грозно щёлкая ковшом.
– Я отпустил! Отпустил!
– испуганно заверещал Водяной.
– А я сказал тебе: брось! Понял ты? Брось!
Водяной протянул руку, поймал в воде отчаянно мельтешившего руками и ногами Домового, и действительно, что есть силы, бросил его в сторону берега.
Бросок показал, что силы у Водяного есть, и предостаточно. Если бы мы дружно не пригнулись, нам пришлось бы худо. Домовой просвистел над нашими головами, как пушечное ядро. Мы проводили его взглядом до кустов, откуда раздался звонкий шлепок, и яростный вопль Домового:
– Ну, Балагулааа! Держись!
Тот же, выставив угрожающе на Водяного ковш, щёлкнул зубищами, отчего у Водяного едва не случился обморок.
– Ну ты, мочалка подводная! Будешь еще безобразить - загрызу! Понял?! Вернусь - загрызу!
– Не, больше не буду, никогда не буду, - чуть не плача, оправдывался огромный Водяной перед крохотным Балагулой.
– Ладно, плыви к себе в тину, вилки выковыривай, - милостиво разрешил ему героический красавец, сын человека и Лешачихи, Балагула, улёгся на спину, выставив кверху пупок, и поплыл в нашу сторону...
А Водяной ухнул и нырнул с головой, только вилками, в толстый зад воткнутыми, сверкнул.
Балагула вышел на берег героем. Даже Кондрат проворчал что-то среднее, то ли угрозу, похожую на благодарность, то ли благодарность, похожую на угрозу.