Фонтаны на горизонте
Шрифт:
За спиной послышались шаги. К капитан-директору подошел Степанов. Он был в морском кителе, так же ладно сидевшем на нем, как и гимнастерка. Заметив насупленные брови капитан-директора, он положил свою широкую ладонь на барабанившие пальцы Северова:
— Не хмурься, Геннадий Алексеевич. Картина здесь довольно приятная.
Берег был в зелени парков и садов. Домики готической архитектуры поднимали над деревьями яркие зеленые, красные и желтые крыши. Северов быстро проговорил:
Эту картину я могу нарисовать с закрытыми глазами — так надоела. Сколько раз я здесь проходил, и ни-
Не нравится мне эта остановка, — продолжая мысль капитан-директора, сказал Степанов. — Нужно быть начеку. Ты хорошо знаешь канал?
Как свои пять пальцев, — кивнул Северов. — Могу сам свободно провести судно, но здесь свои правила.
Сложная сейчас в Германии обстановка, — размышлял вслух Степанов. — Социал-демократы, как всегда, только болтают. А этот Гитлер со всей шайкой фашистов, того и гляди, захватит власть. Что-то он слишком смел Думаю что здесь не обошлось без поддержки тех, кто мечтает снова изготовлять в Руре пушки, а затем начать новую войну.
Из радиорубки вышел радист и протянул капитан-директору радиограмму. Быстро пробежав ее взглядом, Северов оживленно воскликнул:
— Можура радирует! Завтра китобойцы будут здесь!
— Отлично. Соберемся все вместе и начнем наш поход через Атлантику.
...Утром китобойцы, чуть покачиваясь, подошли к базе и бросили рядом якоря. Можура поднялся на «Приморье» для рапорта.
К китобойным судам от берега ринулась целая флотилия моторных лодок с портными, торговцами всякой мелочью. На одной из них было только два пассажира. По одежде они походили на моряков, но лица их не были обветрены.
Моторка подошла к «Шторму» и застопорила ход. Один из пассажиров, сложив руки рупором, крикнул по-английски:
— Где гарпунер Тран Майер? Его хотят видеть друзья!
Из каюты вышел Майер. Курило в заметил, что гарпунер равнодушно посмотрел на вызывавшего его человека, и спросил:
В чем дело?
Майер, тебя хочет видеть твой старый друг Никольсон. Он только вернулся из Гонолулу и привез вести для тебя.
Услышав имя Никольсона, гарпунер с явной тревогой оглянулся, кивнул сидевшим в моторке и скрылся в своей каюте. Вскоре он вернулся, натягивая на плечи макинтош, и перешел на борт моторки. Приняв гарпунера, моторка направилась к китобойному судну «Труд». Там гарпунером был Андерсен. За время пути моряки видели его только мельком.
Еще в Тёнсберге каюту Андерсена заставили ящиками с коньяком и ромом. Грузный, с опухшими он непрерывного пьянство лицом, он поднялся по трапу и, мигая мутно-серыми, точно вылинявшими глазами, прохрипел:
– Я готов выйти в море!
От гарпунера несло перегаром. Боцман «Труда» Журба такого же мощного сложения, как и гарпунер, только вздохнул:
– Хватим мы горя с этим гарпунером. Чистая помпа! Дует коньяк, как воду!
Когда пришли в Киль, Андерсен не вышел на палубу. Из моторки попросили позвать гарпунера. Журба сам отправился за ним. Открыв дверь, боцман невольно сделал шаг
Больше знаками, чем словами, Журба объяснил гарпунеру, что его зовут какие-то люди с берега. Андерсен, наконец, промолвил:
Кэп хочет видеть меня?
Ноу, нет, — покачал головой Журба. — Чужие люди. Мэн бич!
Андерсен сплюнул на пол, отчего Журбу, страстно любящего чистоту, передернуло. Такой же неряха, как и те, что были на «Веге». Едва сдерживая свое возмущение, он повторил:
— Тебя зовут люди с берега.
Андерсен приподнялся на локте и разразился такой бранью, состоящей из смеси разных языков, что Журба, хотя и понимал только отдельные слова, отступил назад.
Не добившись встречи с Андерсеном, люди в моторке причалили к китобойцу «Фронт». Здесь по палубе прохаживался гарпунер Харсен, человек с редкими седыми волосами и маленьким сморщенным лицом. В зубах он держал дешевую сигару.
Харсен недоверчиво отнесся к посетителям. Он несколько раз переспросил, что надо, подумал, а затем, когда в моторке стали выказывать нетерпение, крикнул старческим голосом:
— Хорошо, еду!
Харсен вошел в свою каюту. Здесь, стоя на коленях, тщательно тер пол человек лет сорока с крепкой фигурой моряка. Это был помощник гарпунера Нильсен.
— Слушай, Олаф! — обратился к нему Харсен.
Тот поднял голову. Пряди черных волос падали на вспотевший лоб, перерезанный морщинами. Темные глаза, покорно смотревшие с открытого, приятного лица, говорили о том, что этот человек привык подчиняться, выполнять чужие приказания. Олаф держал в руках тряпку, с которой на пол звонко капала грязная вода.
– Я съезжаю на берег, - продолжал Харсен. –А ты побыстрей убери каюту, возишься как черепаха. Стареть начинаешь, - закончил он ворчливо, хотя сам был старше Нильсена на полтора десятка лет.
Нильсен молчал, не поднимаясь с колен. Гарпунер, переодеваясь на ходу, зацепил плащом за ведро и опрокинул его. Грязная вода залила чистый пол. Олаф стал торопливо вытирать лужу.
Когда Северову доложили, что два гарпунера вызваны на берег каким-то Никольсоном, он сказал об этом сидевшему у него в каюте Степанову и спросил:
Кто это может быть?
Никольсон, Никольсон... — насторожился помполит и вдруг, вспомнив, воскликнул: — Это же президент Союза гарпунеров, бывшей Лиги. Неужели он здесь, в Германии? Для чего вызваны на берег гарпунеры? Не нравится мне это, Геннадий Алексеевич.
Как бы гарпунеры не загуляли на берегу, — обеспокоенно проговорил Северов.
Боюсь, что гарпунеры не ром сейчас пьют. — Степанов подошел к иллюминатору.
Не понимаю твоего опасения, — признался Северов.
Хорошо было бы, если бы я ошибся, — отозвался помполит.
Мягкие сумерки опустились на зеленые и красные крыши домов Киля. В сумерках таяли шпили кирок, сливались в одну темную массу парки и сады. Ярко разгорались в вышине звезды. Зажигались огни на судах