Формалин
Шрифт:
Я боюсь достать его своим нытьем и присутствием.
Но, что мне в таком случае остается делать?
Что?
Мать твою, что?
Шлепок.
Моя голова чуть повернута в бок, спутавшиеся локоны прикрывают красную от удара щеку. Мне нужно успокоиться и прийти в себя. Вновь поднимаю ладонь, готовясь повторить удар. Сжимаю в кулак. Так не пойдет. Отступаю к стене позади и опускаюсь на пол возле унитаза. Подношу руку к губам, приоткрывая рот.
Кусаю кисть. Сильно вонзаю зубы в кожу, словно псина, желая разорвать её,
Мое лицо краснеет. Мычу, сильнее кусая, после чего убираю руку, чувствуя некое наслаждение. Прикрываю глаза, стараясь уловить это ощущение и запомнить его. На мгновение мне становится легче, но после все вновь повторяется, вновь внутри образовывается дыра, и я опять кусаю себя.
Я живу с родителями. Мой отец очень хороший человек, который всегда поддерживает меня. Моя мать – женщина с нелегкой судьбой, которая пытается наверстать упущенное и сильно беспокоится о моем здоровье.
Но им не понять меня. Не понять моих чувств. Им кажется, что все обо мне известно, как о личности, ведь моя улыбка практически не исчезает с лица на протяжении всего дня.
Но это не так. Они совершенно не знают меня.
Стук заставляет меня опомниться. Он вырывает меня из какого-то странного состояния, словно все вокруг было каким-то кино, за действием которого я наблюдала со стороны..
Хмурюсь, потирая лицо: я в комнате.
Поднимаюсь с кровати и иду к окну, понимая, что кто-то стучит по стеклу.
Неужели Дилан?
Открываю окно, щурясь от света, что сочится из его комнаты. Уже вечер? Сколько же времени я пробыла в этом депрессивном состоянии?
Смотрю на парня, который оперся руками на оконную раму:
– Ты не ходила в школу?
Я не сразу понимаю, что он говорит, поэтому реагирую медленно на его слова:
– А, нет, я не ходила, - качаю головой, теряясь. – Ты чего-то хотел? – кажется, вопрос звучал грубо, ведь О’Брайен хмурит брови:
– Хотел поговорить о Кэтрин.
– О Петре? – уточняю, и Дилан закатил глаза:
– Так, я могу войти?
Я окончательно «просыпаюсь», уставившись на парня:
– Д-да. Конечно, - отхожу от окна, освобождая место.
Стоило Дилану начать перебираться, как дверь в его комнату распахнулась, и на пороге я увидела женщину в красивом костюме. Она с каким-то ужасом взглянула на Дилана, который уже перелез ко мне, оборачиваясь. С губ слетает вздох, когда женщина растерянно приоткрывает рот, а парень, словно не замечая её, закрывает мое окно, зашторивая его.
Смотрю на О’Брайена, ожидая, что он сам объяснит, но парень лишь проходит к моей двери, закрывая её, предварительно выглянув в коридор.
– Кто она? – спрашиваю, желая выглянуть в окно, но Дилан останавливает:
– Не важно, - садится на мою кровать. Он ведет себя не скованно, словно у себя дома находится. Я же смущенно подхожу, опускаясь рядом:
– Значит, Петра?
Парень роется в карманах, вытаскивая
– Это Петра.
– Это Кэтрин, - поправляет Дилан. – Почему ты зовешь её так?
– Я встретила её у автобусной остановки, и она так представилась мне, - пожимаю плечами. – О чем именно ты хотел поговорить? – поворачиваю голову, смотря на парня, который хрипло и как-то слабо отвечает:
– Я думаю, что до тебя уже дошла вся суть.
Я продолжаю вопросительно смотреть на него, отчего Дилан тяжко вздыхает:
– Кэйли, Кэтрин уже как год мертва.
Я подозревала это, но стоило мне убедиться, как по коже пробежали мурашки. Действительно, я разговаривала с человеком, которого давно уже нет в живых? Само осознание этого заставляет рассудок мутнеть, поэтому верчу головой, выдавливая из себя:
– Что с ней произошло?
Дилан же вел себя спокойно:
– Я не знаю подробностей, но помню, что за несколько дней до её смерти, она довольно странно себя вела, жаловалась мне на головную боль и боль в груди. Я советовал ей съездить в больницу, но она все отмахивалась. Кэтрин практически прекратила покидать дом после смерти её матери.
– А с ней-то что случилось? – поднимаю брови.
– Утопилась в ванной, - непринужденно отвечает, а к моему горлу подступает тошнота. В той ванной, в которой я изо дня в день моюсь, утопилась женщина?
– А Петра? То есть, - вздыхаю, - Кэтрин?
– Её нашли в этой комнате, - Дилан осматривается. – У неё был разрыв сердца.
Какого черта он это все мне говорит? У меня и так уже нервы на пределе, а тут ещё и такие подробности выясняются.
– А раньше ты не мог мне об этом сказать? – отвожу взгляд, хмурясь.
– Раньше я вообще с тобой контактировать не хотел, - усмехается, на что я ворчу:
– А чего сейчас-то? Повышенный интерес, потому что я живу в доме, где происходит черти что?
Дилан закатывает глаза:
– У тебя талант раздражать людей.
– Мне ещё далеко до тебя, - отвечаю. – И вообще, мне нужно лечь спать пораньше, чтобы завтра пойти в школу, так что, если у тебя все, то свободен, - это совершенно не те слова, которые мне хочется ему сказать.
Дилан молчит, смотря в стену, после чего выдыхает через нос, говоря:
– Тебя не пугает то, что ты будешь спать в таком месте?
Я взрываюсь:
– Пугает! Ещё как пугает! – поднимаю голову, начиная жестикулировать руками. – Я превращаюсь в параноика, который подскакивает от каждого шороха. У тебя-то все в порядке. Ты ведь не здесь обязан спать, есть и вообще жить.
– Почему бы вам не съехать? – спокойно интересуется.
Я тру лоб, прикрывая глаза от усталости, которая вдруг начала давить на виски:
– У нас плохо с деньгами сейчас. Пока не выплатим все долги, никуда не уедем.