Формалин
Шрифт:
– Ясно, - коротко отвечает, шмыгая носом.
– Ладно, я…
– Как думаешь, - перебиваю, смотря на свои коленки. – Что убило Кэтрин?
Дилан молчит, поэтому я продолжаю:
– Думаю, в этом доме что-то живет. Оно её и убило. Мне кажется, Петра хотела предупредить меня, потому что я не так часто видела её, но в эти моменты она казалась мне какой-то опечаленной, - хмурюсь, поднимая глаза на О’Брайена, который так же смотрел на меня.
– Я не могу на это ответить, - пожимает плечами, поглядывая в сторону окна. – И сам я не очень понимаю всего,
Стук в окно.
Я хмурюсь, смотря в сторону подоконника. Дилан шепчет:
– Или же ты мне поможешь.
Не понимаю, вновь оборачиваясь:
– В смысле?
– Могу я переночевать у тебя?
Я приоткрываю рот, нервно ухмыляясь:
– Ты. Хочешь. Переночевать. В этом. Месте? – поднимаю брови. – Это я так уточняю.
Дилан недовольно цокает языком:
– Выручка – я помогаю тебе, ты мне.
Стук повторился, после чего послышался голос за стеклом. Я задумалась:
– Эта женщина. Кто она такая?
– Никто, - ворчит.
– Ты собираешься переночевать у меня в комнате, в доме, где живет какая-то «хрень», лишь бы не возвращаться к себе, ведь там она. И ты говоришь, что эта особа – никто?
– Кэйли, - грубо произносит мое имя, уставившись на меня. Я так же смотрю на него, и мой голос постепенно пропадает, а в горле пересыхает. Что ж, если ему не охота говорить, то ладно. В любом случае, мне не хочется ночевать здесь одной. Хотя, лучше было бы перекантоваться у него.
Киваю, шепча:
– По рукам, О’Брайен, - смотрю на щеколду. Дверь заперта, значит, мать и отец не смогут войти. Дилан последовал за моим взглядом, говоря:
– Твои родители не войдут, а вот «оно»…
Оно? Так теперь будет называть эту сущность?
Прижимаю колени к груди:
– Тогда ты выключай свет, ибо с кровати я не слезу, пока утро не наступит.
Дилан молча поднимается, идя к выключателю. Не думаю, что ему не страшно, просто он не показывает это. Он вообще умело скрывает свои эмоции, какими бы они не были. В этом я завидую ему.
Щелчок, и комната погружается во мрак.
Дилан спокойно возвращается к кровати, и мои щеки начинают гореть: только сейчас понимаю, что спать придется в одной кровати с ним. Впервые рада, что темно. Дилан не увидит моего смущения.
Парень забирается на кровать, когда я откидываю одеяло, прижимаясь к стене. Он ложится, удобнее располагаясь на моей подушке. Я тоже кладу на нее свою голову, хмурясь:
– Эй, - шепчу. – Все-таки тебе не нужны очки. Ты прекрасно видишь.
Дилан вздыхает, накрываясь одеялом, как и я:
– Думай, как хочешь.
Слабо улыбаюсь, кивая, после чего спрашиваю:
– Какие у вас были отношения с Кэтрин?
Дилан задумался:
– Мы были друзьями.
– Что-то не похоже.
– У неё не было друзей, - перебивает.
– Почему? Она мне понравилась. Не думаю, что у неё скверный характер.
– Линк настроил всех против неё.
– Этот гад меня
Дилан усмехается:
– А то.
Я хмурюсь сильнее:
– Погоди, то есть, мать Линка – это мачеха Кэтрин. Получается, у Линка нет матери, если она утопилась.
– Ты просто спец в выстраивании логических цепочек, - его сарказм очевиден.
Это многое объясняет в Линке, но это не дает ему право вести себя, как последний кретин.
– Кэйли, скажи… - начинает О’Брайен. Но я перебиваю:
– Почему ты зовешь меня «Кэйли»?
– Это одна из форм твоего имени, что не так? – не понимает.
– Просто, меня так никто не звал, кроме моей бабушки, поэтому мне немного не по себе, - объясняю.
– Тогда, присоединяюсь к твоей бабушке. Мне больше нравится то, как звучит без «н».
– Моя бабушка умерла, так что, ты такой один остался, - улыбаюсь.
– Соболезную, - ровно произносит, и я сразу понимаю, что говорит он это без чувств:
– Да. Она была классной. Заботилась обо мне, пока мать работала. Мне её не хватает.
– Это удивительно, - вдруг говорит Дилан каким-то растерянным голосом, заставляя меня беспокоиться:
– Что именно? – смотрю на него, приподнявшись на локоть.
– То, как ты говоришь о ней. Я не понимаю этого.
– Может, потому что ты никого не терял? – предполагаю, вновь опуская голову на подушку.
– Нет, терял, но… - заикнулся.
– Но, что? – мне не хочется, чтобы он молчал, ведь мы с ним, наконец, установили контакт. Я могу назвать наши отношения «дружбой», и это радует. Правда, все между нами слишком неустойчиво, поэтому надо быть аккуратней.
– Я ни с кем раньше об этом не говорил…
Меня тут же передергивает, но мурашки бегут от приятного ощущения. Дилан ровно дышит, сглатывая:
– Понимаешь, мои чувства и эмоции немного не такие. Они словно утрированы, понимаешь? Это очень злит, ведь я не понимаю многое из поведения людей, поэтому стал изучать все с помощью справочников, но так ни к чему не пришел, - теперь он приподнимается на локоть, открыто говоря со мной. – Я помню, как ты говорила о своих родителях. О том, что они разведены, и я помню выражение твоего лица. Мои родители тоже разведены, но я не чувствую подобного: не ощущаю печали, тоски, я не истощен морально. Единственное, что меня изводит внутри, так это чувство некой пустоты.
Я переворачиваюсь на спину, продолжая внимательно смотреть на парня, который открывается мне.
Он. Открывается. Мне. Он делится со мной чем-то, и это удивительно.
– Даже Кэтрин? – спрашиваю шепотом. – Когда она умерла, ты ничего не почувствовал?
Дилан покачал головой:
– Нет, ничего. Я просто посмотрел новости, в которых рассказывалось о смерти её матери и её самой, после чего поужинал и лег спать, - вспоминает. – Больше ничего.
Мне становится жарко. Я сглатываю, желая хоть как-то промочить горло, и поднимаю ладонь, аккуратно касаясь пальцами щеки парня. Тот не реагирует, поэтому я пересиливаю себя, спрашивая: