Формалин

Paprika Fox

– А что произошло? Почему Дилана привезли сюда?

Софи вздыхает:

– Ох, все было непросто. Отец Дилана - тот еще гулена, но при деньгах. Что-то мне подсказывает, что он был сутенером, хоть сам это и отрицает. Проблемы с законом и многие прочие недостатки. Он нас содержит, так что отказать ему в приезде не могу. Мать, что ж, это человек, который в стадии вечного поиска себя. Женщина не глупая, но ветреная. Бросалась из одной профессии к другой, в конечном итоге осталась ни с чем и вернулась сюда, хотя Дилан даже видеть ее не желает, - она села за стул, продолжая устало вздыхать.
– Знаешь, хоть и наделали они ошибок, люди они не плохие. Мать рвется к сыну, отец приезжает, тоже

желая поговорить с ним, они платят за дом и за другие не менее важные нужды. Но и Дилана понять можно. Помню тот день, когда мать собрала вещи и уехала с новым ухажером, который обещал устроить её на работу в киностудию. Дилану было около восьми. Он вернулся из школы, а когда время подходило к восьми, обычно в это время мать возвращалась, он решил дождаться её. Сидел на кухне, в гостиной, потом выглядывал в окно. Если честно, мальчиком он был замкнутым всегда, практически не разговаривал ни со мной, ни с дедом, только с матерью, а в тот день заговорил со мной. Помню, как не могла заставить его лечь спать. Сказал, что будет ждать, после чего вышел на крыльцо и сел там, перекидывая мячик из одной руки в другую. Я наблюдала за ним из окна, понимая, что мать не вернется, но сказать ему - сердце разрывалось, - кажется, старушка смахнула слезу. У меня такое чувство, словно я узнала куда больше, чем должна была, но, услышав все это, поняла, что мы с Диланом не такие уж и разные.

Софи откашлялась, хлопая себя по коленкам руками, и встает:

– Поэтому, я была крайне удивлена, когда к нам на кухню спустилась молодая особа. У Дилана-то друзей не было, а тут раз и девушка, - она коснулась ладонью моей спины, улыбаясь. Я ответила ей тем же, включив воду.

Это всё объясняет его поведение и отношение к людям.

– Плюс ко всему, он вырос странным, - старушка не прекращала говорить.
– Мне кажется, он калечит себя.

Я напряглась, взглянув на неё.

– Я много раз находила в стиральной машине грязные полотенца, одежду, бинты. Они отстирывались только в холодной воде, следовательно, это была кровь. Дилан все время прикрывает запястья, свое тело, носит кофты, балахоны в теплую погоду, - ворчит.
– Не нравится мне это все, а я не могу на него никак повлиять. Он не слушает меня, и никогда не слушал.

Я выключаю воду, отводя взгляд:

– Знаете, я…

– Кэйли?
– мне показалось, что голос О’Брайена дрогнул. Парень вошел на кухню какой-то странный: бледный, мокрый, в серой кофте на молнии. Он потирает руки, опустив их:

– Мне показалось, ты ушла, - слабо шепчет, но я слышу. Хмурюсь, понимая, что Софи напряглась. На его мокрой футболке видны странные капли темного цвета. Я кладу тарелку в раковину, быстро направляясь к лестнице. Дилан нахмурился, повернувшись:

– Кэйли, - он заикнулся, ударившись боком об угол стола, но кинулся за мной, хоть его и шатало в разные стороны.

Я поднимаюсь, слыша зов парня за спиной.

– Кэйли, стой на месте!
– Он явно рассержен, но мне нужно проверить.
– Черт, да ты можешь просто остановиться, блять?!

Мое сердце начинает бешено колотиться, когда я ускоряюсь, подбегая к двери, за которой находится ванная комната. Дилан выходит на этаж, тяжело дыша. Я мнусь, но распахиваю дверь, замирая.

Стены, пол, раковина, тряпки, ванная - все, мать его, в крови. Зеленая ванная комната теперь горит ярким красным, алым цветом. Этот оттенок впечатывается мне в сознания.

Не могу закрыть рот. Медленно поворачиваю голову. О’Брайен стоит чуть дальше, опустив руки. Мой взгляд машинально скользит на его запястья. С кончиков пальцев на паркет капает темная жидкость. Парень часто моргает, сглатывая.

– Зачем ты… - Замолкаю, понимая, что странным образом не могу заставить себя говорить.

Прикрываю тыльной стороной ладони рот, вновь взглянув в сторону ванной комнаты. Не могу понять своей реакции. Слезы сами рвутся наружу. Почему мне хочется плакать?

Одной рукой держусь за дверь, чтобы не упасть, ведь ноги становятся вялыми. Все тело моментально тяжелеет, как и мои легкие. Они словно наполняются жидкостью, не давая дышать ровно. Шмыгаю носом, пытаясь выдавить хоть что-нибудь из себя, но вместо этого вновь прикрываю рот ладонью, тихо скуля:

– Почему, Дилан? Зачем ты… - Глубоко вдыхаю через рот, пытаясь успокоиться. Оборачиваюсь, когда парень подходит. Видно, что он в тупике от моей реакции. Моя кожа покрывается мурашками, ведь раны его все еще открытые. Беру себя в руки, вытирая красные глаза, и опускаюсь на колени, дернув его за кофту. Парень корчится от боли, садясь напротив.

– Так, - мой голос иной, ведь пытаюсь сдерживать эмоции.
– Нужно, нужно, - повторяюсь, оглядываясь.
– Нужно что-то, чтобы обработать и перебинтовать, нужно, - не могу.

Замолкаю, прикрывая руками рот. Сгибаюсь, чтобы он не мог видеть моего лица.

Я тоже резала себя, но такое со мной впервые.

Я испугалась.

Хнычу, жалко скуля и шмыгая носом. Дилан сглатывает:

– Эй, чего ты… - Касается моего плеча, оставляя красный отпечаток. Я выпрямляюсь, приказывая дрожащим голосом:

– Б-быстро снимай, слышишь?!
– Не контролирую тон. Парень, не желая, слушается. Он снимает с себя кофту, морщась. Я глубоко дышу, разглядывая глубокие порезы на руках. Они сделаны поперек, следовательно, все еще не так страшно. Пытаюсь соображать. Поднимаюсь с колен, заставляя себя зайти в ванную комнату. Открываю ящики, ища аптечку. Нужно просто остановить кровь и все. Главное, чтобы не было заражения.

Даже в уме, говоря сама с собой, я понимала, что не могу собраться. Нахожу аптечку, возвращаясь к парню, который хмурится, наблюдая за мной. Мои пальцы дрожат. Я паникую. Достаю перекись и вату:

– Ты промывал?
– Не дожидаюсь ответа, прижигая раствором его рану. Дилан не меняется в лице, продолжая смотреть на меня. Ищу бинты. Я не сильна в оказании первой помощи, но постараюсь хоть что-то сделать. Не поднимаю глаз на О’Брайена. Тот заставляет меня дрожать, когда касается лба, убирая выпавшие локоны волос за ухо. Он оставляет алый след, пытаясь стереть его.

Я могу вздохнуть с облегчением, когда понимаю, что кровь прекращает идти с былой скоростью. Беру в руки бинты, прося Дилана опустить руки вниз. Перебинтовать у меня не очень хорошо получается, но я, правда, стараюсь. Мои ладони в крови, а тело покрылось потом от напряжения. Но могу вздохнуть полной грудью, ведь все позади. Хотя его руки в ужасном состоянии. Лучше было бы поехать в больницу, но, поскольку там работает его мать, он лишь сильнее разозлился бы.

Собираю все обратно в аптечку, дыша через рот, отчего в горле пересыхает. Ничего себе начало дня.

– Чего ты… - Опять не договаривает, отводя глаза.
– Реветь-то зачем?

Бью кулаком его по плечу. Дилан хмурит брови, щурясь:

– За что?

Поднимаю глаза, не веря, что этот тип не понимает:

– Так нравится издеваться надо мной?
– Сама не замечаю, как начинаю злиться.
– Ты кроме себя вообще ни о ком не думаешь, да?
– Повышаю голос, но пищу, отворачиваясь. Поднимаюсь, чтобы вернуть аптечку на место, но понимаю, что готова рухнуть на пол, поэтому хватаюсь за ручку дверцы, закрывая её. Успеваю уловить напряженный взгляд Дилана, который открыл рот, желая подняться. Хлопаю дверью перед его носом. Опускаюсь на плиточный пол, прикрывая половину лица ладонью. Это чувство, оно разъедает мое горло, скребется где-то в груди.