Французская революція 1789-95 г. въ осв?щеніи И. Тэна. [Старая орфография]

Герье Владимир Иванович

Выло время, когда онъ съ патріотической гордостью даже вступался за революцію. Сравнивая англійскую революцію съ французской, онъ отдавалъ преимущество посл?дней, потому что она «преобразила Европу», тогда какъ «ваша», т. е. англійская, «принесла пользу только вамъ». Теперь «изученіе документовъ» сд?лало его идолоборцемъ».

Тэнъ не безъ сожал?нія оторвался отъ своихъ прежнихъ воззр?ній. Въ политик?, говорилъ онъ, мы живемъ въ кругу идей совершенно установленныхъ; и столько же опасно, какъ и непріятно бороться противъ идей и мн?ній, въ которыхъ вся публика воспитана; я самъ разд?лялъ эти мн?нія въ начал? моихъ изысканій и долженъ былъ разстаться съ ними не безъ усилій и не безъ огорченій. По факты, съ которыми познакомился Тэнъ, были слишкомъ краснор?чивы и уб?дительны. «Для меня теперь ясно, писалъ потомъ Тэнъ, что съ 1828 года и появленія книги Тьера мы живемъ въ добровольной иллюзіи насчетъ революціонной эпохи. Драма, поэзія,

философія, бол?е или мен?е гуманитарная, возвеличили вс?хъ этихъ д?ятелей революціи; Робеспьеръ напр. былъ лишь п?шкой, — плохой литераторъ, говорунъ изъ провинціальной академіи».

Иллюзія, которая разс?ялась для Тэна, когда онъ вгляд?лся въ историческую д?йствительность, относилась не только къ д?ятелямъ революціи, но и къ самой революціи. Она представлялась ему теперь ошибкой. Ошибкой былъ не самый переворотъ, положившій конецъ старому порядку, но ошибоченъ былъ способъ, посредствомъ котораго переворотъ былъ произведенъ. Возражая одному изъ своихъ критиковъ, Тэнъ пишетъ:

«Вы оправдываете революцію, указывая, что она укоренилась во Франціи и распространилась по Европ?. Надо сговориться относительно смысла слова революція. Если вы разум?ете подъ этимъ уничтоженіе стараго порядка (произвольной королевской власти и феодализма) — вы совершенно правы: не только во Франціи, но въ большей части Германіи и въ Испаніи старый механизмъ пришелъ въ негодность и его оставалось только выбросить.

«Но эту операцію можно было произвести двумя способами: по англійскому и н?мецкому способу — по принципамъ Локка и Штейна, или по способу французскому — по принципамъ Руссо. Современная исторія доказываетъ преимущество перваго метода. Во Франціи, гд? возобладалъ второй способъ, пришлось не только претерп?ть массовыя убійства (massacres) революціи и кровопролитіе имперіи, но роковыя посл?дствія принциповъ Руссо уц?л?ли и продолжаютъ развиваться.

«Подъ именемъ народовластія у насъ происходили мятежи, революціи, государственные перевороты, и намъ, в?роятно, предстоятъ еще такіе же. Подъ именемъ народовластія у насъ установилась чрезм?рная централизація, вм?шательство государства въ частную жизнь, всеобщая бюрократія со вс?ми ея посл?дствіями. Централизація и всеобщая подача голосовъ — эти дв? черты современной Франціи обусловливаютъ собою несовершенство ея организаціи — одновременно апоплексической и анемической».

Итакъ, по признанію самого Тэна, разногласіе между нимъ и его противниками сводилось, по существу, къ различію во взглядахъ на такъ называемые принципы 1789 г. «Въ моихъ глазахъ, — пишетъ онъ, — это принципы «общественнаго договора», поэтому они ложны и вредны. Н?тъ ничего прекрасн?е формулы «свобода и равенство» или, какъ выражается Мишле, сливая ихъ въ одномъ слов?, — справедливости. Сердце всякаго порядочнаго и неглупаго челов?ка говоритъ за нихъ. Но сами по себ? они такъ неопред?ленны (vagues), что ихъ нельзя принять, не зная предварительно смысла, который имъ придаютъ. И вотъ, прим?ненныя къ соціальной организаціи, эти формулы привели въ 1789 году къ узкому, грубому и пагубному представленію о государств?».

Еще внушительн?е отпоръ, который Тэнъ даетъ поклоникамъ принциповъ 1789 г. въ письм? къ Леруа-Больё. «Если бы я им?лъ удовольствіе встр?титься съ вами (что было бы для меня большимъ удовольствіемъ), я попытался бы получить отъ васъ опред?леніе пресловутыхъ принциповъ 1789 г., столь неопред?ленныхъ. Какъ вс? отвлечённости этого рода, они представляютъ тотъ смыслъ, который въ нихъ вложишь; но если допытываться смысла, который имъ придавали т?, кто тогда декретировалъ ихъ, то окажется, что они вс? сводятся къ догмату народовластія, понятому въ смысл? Руссо, т.-е. къ доктрин? самой анархической и въ то же время самой деспотической, заключающей въ себ?, съ одной стороны, право возстанія индивидуума противъ государства, даже наилучшимъ образомъ управляемаго и самаго законнаго, съ другой же стороны — право вм?шательства государства въ самую сокровенную частную жизнь. Это полная противоположность столь мудрымъ идеямъ Локка. Мы до мозга костей проникнуты этимъ старымъ ядомъ; намъ всего недостаетъ — какъ уваженія къ государству, такъ и уваженія къ индивидууму; мы по-очереди, или даже одновременно, соціалисты и революціонеры; вспомните страшное слово Малле дю-Пана: «свобода — вещь навсегда непонятная французамъ!»

Называя два пути, представлявшіеся Франціи въ 1789 году «одинаково открытыми», Тэнъ оговаривается, что это нужно понимать лишь отвлеченно: на самомъ же д?л?, принимая во вниманіе обстоятельства, страсти и идеи, неурожай, нищету крестьянина, свойственную буржуазіи и французамъ зависть, господство надъ умами теоріи «Общественнаго договора», — приходится признать, что законодательство Учредительнаго Собранія и окончательный крахъ были неизб?жны. Но Тэнъ ставитъ себ? ц?лью показать, что революціонныя страсти и идеи были зловредны и ложны, и что съ большимъ здравымъ смысломъ и большею

честностью можно было достигнуть лучшихъ результатовъ.

«Революція 1789 г., писалъ Тэнъ, потрясла организмъ Франціи; эта революція была первымъ прим?неніемъ политикоэтическихъ идей къ челов?ческому общежитію; но политико- экономическая наука была въ 1789 г. едва нам?чена, а ея методъ былъ плохъ: она руководилась лишь апріорнымъ сужденіемъ».

Апріорный методъ, которымъ руководилась революція, загубилъ Францію. «Люди того времени построили свое понятіе о государств? съ помощью этого апріорнаго метода. Сл?дствіемъ этого была теорія по существу анархическая, деспотическая и соціалистическая. Вотъ въ чемъ центральный двигатель событій; вотъ гд? заразный зародышъ, введенный въ кровь общества страдающаго и глубоко бол?зненнаго, вызвавшій горячку, бредъ и революціонныя судороги. Если это в?рно, то вс? осужденія, произнесенныя подъ вліяніемъ воображенія, чувствительности и симпатіи, надъ людьми 89 и 90 годовъ, надъ федераціей, надъ д?ломъ Учредительнаго Собранія, должны быть изм?нены; иллюзіи этихъ людей, ихъ энтузіазмъ, ихъ взаимныя объятія могутъ внушить лишь чувство жалости». Тэнъ сравниваетъ революціонныхъ д?ятелей со сл?пцомъ, который, засунувъ руку въ р?чной илъ, вытащилъ оттуда зм?ю, думая, что это рыба, и торжественно показываетъ ее. Въ 1789 и даже въ 1790 г. много людей порядочныхъ и даже образованныхъ, укушенные зм?ей, все еще отказывались в?рить, что мнимая рыба была зм?ей. И все это еще и теперь продолжается. Однимъ изъ печальныхъ насл?дій революціи и ея апріорнаго метода Тэнъ считаетъ всеобщую подачу голосовъ, которой одной было бы достаточно, чтобы разрушить Францію^{11}. «За исключеніемъ случаевъ, внушительно д?йствующихъ на воображеніе, какъ война 1870 года и уличная битва въ іюн? 1848 года, эгалитарно-демократическій инстинктъ, недоброжелательство къ богатымъ людямъ и къ аристократамъ всегда будутъ вліять на всеобщую подачу голосовъ въ радикальномъ направленіи. Вотъ почему я такъ сожал?ю о глупостяхъ, над?ланныхъ въ 1789 году».

Чтобы понять это настроеніе Тэна, нужно вспомнить о времени, которое онъ переживалъ. Это было непосредственно посл? Коммуны 1871 года, вожди которой своими неистовствами и своими преступленіями — наконецъ своею неспособностью, такъ напоминали Тэну террористовъ 1793 — 4 годовъ ^{12}). Это было время, когда одинъ изъ вождей торжествующей партіи — недюжинный челов?къ — Ж. Ферри, восклицалъ въ палат?: «Революція — наше Евангеліе». Это значитъ, зам?чаетъ Тэнъ по этому случаю: «запретъ ее осуждать», ибо всякое ея осужденіе разсматривается, какъ оскорбленіе в?ры партіи большинства!

Но не только вожди господствующей партіи находятся подъ гипнозомъ революціи. Б?да въ томъ, что это гипнозъ всеобщій. «Я совершенно согласенъ съ вами, пишетъ Тэнъ редактору «Соціальной науки» — «мы вс? бол?е или мен?е революціонеры. Т? дв? тенденціи, которыя Руссо раздувалъ, революція развивала, а наши историки оправдывали, — а именно тенденція анархическая и тенденція деспотическая, проходятъ черезъ всю нашу исторію посл?днихъ 90 л?тъ. Индивидуумъ относится безъ уваженія къ правительству, а правительство — къ индивидууму. Отсюда много тяжелыхъ посл?дствій. Мы ихъ далеко не исчерпали и грядущее будетъ тяжко для нашихъ д?тей».

Вначал? главнымъ предметомъ критики Тэна является Учредительное Собраніе. Его онъ преимущественно обвиняетъ въ прим?неніи отвлеченныхъ принциповъ къ переустройству Франціи, которое оказалось столь нец?лесообразнымъ. «Учредительное Собраніе, говоритъ онъ, принесло наибол?е вреда (la plus funeste). Законодательное собраніе и Конвентъ только продолжали его д?ло, прим?няли его законы. Его система, заимствованная у Руссо, заключалась въ томъ, чтобы превратить Францію въ груду песчинокъ, обособленныхъ и равныхъ между собой. Чтобы ихъ сдержать и пользоваться ихъ массой, консульство сжало ихъ механическимъ давленіемъ. Результатъ всего этого мы видимъ и теперь предъ собою». Не обинуясь, Тэнъ видитъ въ управленіи Учредительнаго Собранія «царство непредусмотрительности, страха, фразы и ничтожества». Въ силу системы, придуманной Учредительнымъ Собраніемъ, въ стран? происходилъ подборъ б?снующихся и запуганныхъ. Новыя м?стныя власти — группы фанатиковъ и хищниковъ, насильно захватившихъ въ каждомъ м?стечк?, въ каждомъ город? и въ Париж? власть, и пользовавшихся ею въ противность закону, или по милости закона. Итогъ д?ятельности Учредительнаго Собранія Тэнъ формулируетъ словами: «Организованная анархія, хроническая и прогрессирующая». Оглядываясь на исторію революціи и оц?нивая ея вліяніе на судьбу Франціи, Тэнъ говоритъ: «Государственный строй Франціи представляетъ собою въ Европ? аномалію; преобразованіе этого строя, усп?шно совершенное сос?дними націями, было для Франціи неудачно. Оно им?ло своимъ посл?дствіемъ вылущеніе позвоночнаго столба и такое поврежденіе, отъ котораго Франція можетъ излечиться лишь очень медленно и съ безконечными предосторожностями».