Французский язык в России. Социальная, политическая, культурная и литературная история
Шрифт:
В 1763 году в российском придворном театре была поставлена на французском языке трагедия Вольтера «Заира», роли в которой исполнили сами придворные. Подробно описав представление в депеше, адресованной в Лондон, посол Великобритании граф Бакингемшир закончил свой рассказ следующими словами:
Все отличалось таким изяществом и великолепием, что описание, которое может показаться преувеличенным, на самом деле лишь едва отдает им должное. Если принять в соображение, сколь немного лет прошло с тех пор, как в этой стране появились изящные искусства, и сколь значительную часть этого времени ими очень мало занимались, то покажется весьма удивительным, что представление подобного рода можно было подготовить и осуществить за несколько недель [522] .
522
Цит. по: Кросс Э. Г. Английские отзывы об А. П. Сумарокове / Перевод В. Д. Рака // XVIII век. Сборник 19. СПб., 1995. С. 64.
Даже если этими словами он желал польстить Екатерине II, которая (и об этом послу было хорошо известно) читала корреспонденцию иностранных дипломатов, они явно демонстрируют существовавшую в сознании людей того времени связь между наличием театра и «цивилизованностью» двора. Правда, представления были призваны впечатлить не только иностранцев. Сами русские, как придворные, так и жители столицы, тоже были частью театральной аудитории. Они также должны были ассоциировать
Франкоязычный придворный театр играл важную роль в распространении императорской власти, чему посвящена классическая работа Ричарда Уортмана. Нельзя сказать, что символическая сила этого культурного заимствования была основана на его чужеродном характере и что оно в этом смысле является примером практики, которую Уортман описал как соотнесение «монарха и элиты с иностранными образами политической власти» [523] . На наш взгляд, его эффективность объясняется тем, что российский двор тем самым символически вставал в один ряд с европейскими дворами и стремился помериться с западными соперниками. Мы вернемся к этому вопросу, когда будем говорить о появлении первых российских текстов на французском языке и одновременном развитии литературы на русском.
523
Wortman. Scenarios of Power. P. 1–2.
Примерно через пятнадцать лет после появления постоянной французской труппы при российском дворе, в 1756 году там появилась и русская труппа. Это событие отражало растущее убеждение в том, что русский язык также пригоден для создания качественной литературы, и поднимало статус национального языка, который должен был встать в один ряд с самыми «цивилизованными» языками. Однако в действительности русскую труппу финансировали не так щедро, как французскую, и русский придворный театр не мог похвастаться столь же высокой репутацией, как французский. Дошло до того, что, когда русская комедия и французская комическая опера должны были быть представлены на сцене в один вечер, руководство театра не стало сообщать, в каком порядке будут показаны спектакли, чтобы русским актерам не пришлось играть перед пустым залом. Правда, и французская труппа подвергалась критике иностранцев, посещавших Санкт-Петербург. Русские воспринимали подобную критику особенно остро, и причина этого вполне очевидна: любые замечания, уравнивающие ведущую труппу российского двора с провинциальным французским театром, могли восприниматься как оскорбление самого двора [524] .
524
Evstratov. Les Spectacles francophones `a la cour de Russie. P. 49–55.
Французское культурное и языковое влияние укрепилось при дворе во время правления Екатерины II, хотя сама императрица совсем не была поклонницей Франции. Она была дочерью немецкого принца и научилась говорить по-французски у гувернантки из семьи гугенотов мадемуазель Кардель еще до того, как приехала в Россию в 1744 году в возрасте четырнадцати лет. Познания Екатерины во французском языке были очень глубоки, как показал Жорж Дюлак в подробном анализе переписки императрицы с Фридрихом Мельхиором Гриммом, с которым она была очень близка. Она читала много французской литературы (в том числе и средневековых авторов), прекрасно разбиралась в языке театра, умело обращалась с трудной и устаревшей лексикой, использовала интересные пословицы и идиоматические выражения, понимала тонкости стиля, что позволяло ей говорить на французском легко и непринужденно, а также была способна придумывать неологизмы для большей экспрессивности или ради шутки [525] .
525
Dulac G. The Use of French by Catherine II in her Letters to Friedrich Melchior Grimm (1774–96) // Offord, Ryazanova-Clarke, Rj'eoutski, Argent (Eds). French and Russian in Imperial Russia. Vol. 1. P. 45–60, здесь p. 51–56. Е. П. Гречаная отмечает, что письменный французский язык, перенятый Екатериной II в детстве от французской гувернантки, речь которой, вероятно, воспроизводила языковую норму конца XVII века, был несколько архаичным, а в ее стиле, по словам Шарля де Линя, было «больше ясности, чем легкости» (Гречаная. Когда Россия говорила по-французски. С. 114).
То, что Екатерина отлично владела французским языком, имело большое значение для воплощения в жизнь ее стремления сделать Россию европейской державой, вызывающей уважение благодаря не только своим военным успехам, но и своей культуре. Привлекательность российского двора для видных иностранных гостей (таких, как Ф. М. Гримм, принц де Линь, король Швеции Густав III, франкоязычные дипломаты и так далее) была обусловлена статусом Санкт-Петербурга как европейского культурного центра [526] , а статус, в свою очередь, зависел и от способности тех, кто обитал в этом городе, прекрасно говорить по-французски. Императрица сама подавала подданным пример, ведя на французском языке переписку с другими монархами (Фридрихом II, Густавом III и Марией Терезией), литераторами и учеными (Д’ Аламбером, Бюффоном, Дидро, Мармонтелем и Вольтером) и известными фигурами светского общества, такими как принц де Линь и мадам Жофрен, которой Екатерина II восхищалась [527] . Более того, императрице нравилось играть роль хозяйки салона. (Она была примером для мадам Неккер [528] .) Екатерина также прекрасно понимала, какое, как мы могли бы выразиться, пропагандистское значение имела ее переписка на французском и в особенности переписка с Вольтером [529] . И она, и Вольтер осознавали, что вскоре их письма обретут широкую известность среди европейских интеллектуалов, и учитывали это в своей переписке. Поэтому существует огромная разница между этими текстами и перепиской Екатерины с Гриммом, которая была куда менее публичной и гораздо более интимной [530] . Не случайно письма Екатерины к Вольтеру написаны гораздо лучше и содержат меньше ошибок, чем ее письма к Гримму, ведь в них императрица стремилась показать себя образцом просвещенного монарха [531] .
526
Этот статус были призваны подчеркнуть даже пьесы, которые ставились воспитанницами Смольного института благородных девиц. Императрица часто приглашала высокопоставленных гостей, таких как Густав III, посетить институт и посмотреть представления на французском, чтобы продемонстрировать иностранцам российскую систему образования с лучшей стороны и позволить им оценить личную вовлеченность Екатерины II в педагогические проблемы. Об использовании французского языка в целях культурной пропаганды см. в главе 7.
527
Черновики многих писем Екатерины II к этим адресатам хранятся в российских архивах, например РГАДА. Ф. 5. Оп. 1. Д. 145, 152–154, 156, 157, 158 и т. д. Ссылки на эти архивные документы приводятся по: Dulac G., Karp S. (Eds). Les Archives de l’ Est et la France des Lumi`eres. Guide des Archives et in'edits. Ferney-Voltaire, 2007. Vol. 1. P. 27
528
Goodman. The Republic of Letters. P. 82.
529
См.: Voltaire – Catherine II. Correspondance 1763–1778 / Dir. Alexandre Stroev. Paris, 2006.
530
См.: Catherine II de Russie – Friedrich Melchior Grimm. Une correspondance priv'ee, artistique et politique au si`ecle des Lumi`eres. Dir. Sergue"i Karp. Vol. 1. 1764–1778. Ferney-Voltaire; M., 2016.
531
Более подробно о роли Екатерины II в культурной пропаганде см. во втором разделе главы 7.
Французский как язык двора в эпоху правления Екатерины II
Получить хорошее представление о французском языке и его роли в жизни российского двора начиная с екатерининской эпохи можно, обратившись к воспоминаниям придворных, которые часто цитировали то, что слышали. Безусловно, относиться к этим свидетельствам следует с осторожностью, как и к любой информации из мемуарной литературы. Однако даже если усомниться в точности цитат, сложно представить, что авторы воспоминаний воспроизводили в своих текстах фразы на французском, если на самом деле они были сказаны по-русски.
Одним из источников, проливающих свет на то, как говорили по-французски при дворе, является дневник уже упомянутого А. В. Храповицкого, служившего статс-секретарем Екатерины [532] . Записи в дневнике свидетельствуют о том, что императрица довольно часто говорила с русскими придворными по-французски. Например, в июне 1785 года она ответила на замечание Льва Александровича Нарышкина о том, что язык попугаев так же сложен, как и человеческий, следующей остротой: «Je ne savois pas cela; je donnerais `a la Perruche la survivance de votre charge!» («Я об этом не знала; когда вы умрете, я назначу на ваш пост попугая») [533] . Действительно, складывается впечатление, что разговоры в присутствии придворных часто велись исключительно на французском. Так, описывая события сентября 1789 года, Храповицкий пишет:
532
Храповицкий А. В. Памятные записки А. В. Храповицкого, статс-секретаря императрицы Екатерины Второй. Издание полное / С примеч. Г. Н. Геннади. М., 1862. Эта книга представляет собой относительно полный источник информации о речи, характерной для двора Екатерины II. Однако следует помнить, что период, описанный в дневнике Храповицкого, относится к позднему правлению Екатерины II, и нельзя исключать вероятности того, что придворный язык и языковые привычки самой императрицы могли измениться за долгие годы ее царствования. При детальном изучении речи и языковых компетенций Екатерины II следует учитывать такую вероятность и привлекать гораздо больше источников.
533
Там же. С. 6.
Л. А. Нарышкин сказал при туалете о нововышедших книгах: Vie priv'ee d’ Antoinette de France [частная жизнь Марии-Антуанетты] и l’ histoire de la Bastille [история Бастилии]. [И императрица ответила]: «Ce sont des libelles et je ne les souffre jamais» [ «Там все клевета, терпеть их не могу»]» [534] .
Екатерина нередко разговаривала по-французски и с самим Храповицким. Так, в сентябре 1786 года она, проходя мимо него, сказала: «Bonjour, Monsieur. Il fait bien froid» («Добрый день, мсье. Сегодня очень холодно») [535] , а в другой раз посетовала: «Je vous fatigue trop, je ne vous m'enage gu`ere» («Я слишком вас утомляю, совсем не берегу») [536] . Таких случаев множество, они позволяют заключить, что французский был средством повседневного общения между императрицей и ее статс-секретарем [537] . Храповицкий также обычно говорил с Екатериной по-французски. Например, в одной из записей читаем: «Я сказал: „C’est un dessein pr'em'edit'e“ („Это продуманный план“)» [538] , а в другой: «Я сказал, que les circonstances s’eclairciront et la di`ete de Stockholm fera voir ce, qu’il faut faire» («что обстоятельства прояснятся, и стокгольмский парламент покажет, что требуется предпринять») [539] . Или о парижских событиях 1789 года: «Я [сказал]: „c’est une v'eritable Anarchie“ [„это настоящая анархия“]. „Да! ils sont capables de pendre leur Roi `a la lanterne, c’est affreux“ [„они готовы повесить своего короля на фонарном столбе, это ужасно“]» [540] .
534
Там же. С. 207.
535
Там же. С. 14.
536
Там же. С. 93.
537
Там же. С. 29, 46, 53, 77 и т. д.
538
Там же. С. 120.
539
Там же. С. 156. См. также с. 157, 167.
540
Храповицкий. Памятные записки А. В. Храповицкого. С. 206.
При этом из записок Храповицкого следует, что Екатерина II часто прибегала и к русскому языку, и переход с одного языка на другой был характерной чертой ее речи. Узнав в апреле 1787 года об убийствах в Малороссии, императрица сказала: «Cela est affreux [Это ужасно]. Многое относится к худому смотрению» [541] . В дневнике зафиксированы и более сложные случаи смешения языков, хотя, повторим, сложно судить о том, насколько достоверны свидетельства Храповицкого. В качестве примера можно привести запись от ноября 1788 года, где процитированы слова Екатерины II по поводу сумасшествия английского короля: «Верю, on peut ^etre 'etouff'e [это может быть тягостно], для того, что несносно быть при сумасшедших; я испытала с князем Орловым; для чувствительного человека мучительно: on pourra devenir fou [самому можно сойти с ума]» [542] . В связи с этим возникает вопрос, чем был обусловлен выбор императрицей того или иного языка: темой или обстоятельствами? Можно предположить, что здесь были задействованы, сознательно или подсознательно, определенные факторы, которые нередко влияют на выбор языка и переход с одного языка на другой в устной и письменной речи билингвов [543] . При этом, однако, мы сталкиваемся с примерами, которые не вписываются в рамки жестких правил и не позволяют выявить определенные причины перехода с одного языка на другой, кроме настроения, прихоти или предпочтения говорящим одного языка другому.
541
Там же. С. 27.
542
Там же. С. 141. Возможно, Храповицкий «переводил» некоторые фразы Екатерины II, не указывая на это.
543
См. примеры из писем Голицыных и Воронцовых во втором разделе главы 6.