Французский язык в России. Социальная, политическая, культурная и литературная история
Шрифт:
Ma tres chere Maman,
Je vous suis tr`es-sensiblement oblig'e des nouvelles marques que vous me donnez de votre affection par vos bons et judicieux conseils, je ne manquerai pas d’ en profiter, et d’ 'etudier soigneusement ce que vous estimez que je dois apprendre, je vais apprendre, je vais m’y appliquer avec d’ autant plus de soin, que je me ferai toujours un tr`es-grands plaisir de suivre en toutes choses vos sentimens, et de vous marquer par une entiere d'ef'erence `a tout ce qu’il vous plaira de me prescrire, que je suis avec toute la soumission que je vous dois, ___ et avec un tres proffond respect,
Ma tr`es chere Maman, Votre tr`es soumise fille et respectueuse amie [448] .
(Моя дражайшая матушка,
Я крайне благодарна вам за новые знаки вашей любви, которые вы даете мне, делясь со мной добрыми и разумными советами, я не премину воспользоваться ими и тщательно выучу то, чему, по вашему мнению, мне следует научиться, я буду учиться и буду прилагать к этому тем большие усилия, что я всегда с большим удовольствием буду следовать за вашим мнением во всем, готовая угодить вам и покорно исполняя все, что вы мне велите, и показывать со всем должным послушанием и с глубочайшим почтением, что я являюсь, дорогая матушка, Вашей покорнейшей дочерью и почитающей вас подругой.)
448
Там же. Ф. 19. Оп. 284. Д. 2. Л. 130 об.
Вдобавок к чувствам дружбы и учтивости дворяне старались развить у своих детей эстетический
449
НИОР РГБ. Ф. 64. К. 83. № 2; см. также: Rj'eoutski V. L’ 'education d’ une jeune fille dans une grande famille de la noblesse russe // Rj'eoutski (Dir.). Quand le francais gouvernait la Russie. P. 31–84.
450
НИОР РГБ. Ф. 64. Оп. 83. Д. 2. Л. 7, 26, 28.
И наконец, знание французского было связано с понятием honn^ete homme (буквально: «честный человек»), или светского человека, каковым ребенок должен был стать в процессе дворянского воспитания [451] . Согласно словарю Французской академии (1694), honn^ete homme – это приятный человек, воплощающий разные качества, которые считались необходимыми для светской жизни. В «Encyclop'edie» ему дают сходное определение – «учтивый человек, желающий быть приятным: городские honn^etes gens – это те горожане, которые стоят выше простого люда, владеют собственностью, имеют добрую репутацию, честного происхождения и хорошо образованны» [452] . Таким образом, honn^ete homme принадлежит к иному социальному кругу, нежели простой народ, а его воспитание дает ему качества, необходимые для того, чтобы войти в светское общество. В их число обычно входит некоторая осведомленность в науках и искусствах, однако при этом подчеркивается, что слишком глубоких и специальных познаний следует избегать, поскольку они являются признаком педантизма, который недопустим для светского человека.
451
Rj'eoutski. Quand le francais gouvernait la Russie. P. 124–125 (здесь мы будем опираться на эту работу).
452
Encyclop'edie. Vol. 1. P. 136 (в статье «Adjectif»). Однако автор другой статьи в «Энциклопедии» предостерегает от того, чтобы называть человека с изысканными манерами honn^ete homme. Автор придерживается мнения, что это было бы неверное употребление выражения, обозначавшего «постепенное развращение» общества (см. статью «Honn^ete homme» в: Encyclop'edie. Vol. 8. P. 287).
В России понятие honn^ete homme занимало центральное место в воспитательных планах, которыми руководствовались гувернеры, нанятые для дворянских детей. Оно постигалось при знакомстве с примерами из французской литературы и в процессе обучения. Оно оказало влияние на программу обучения в главном государственном учебном заведении для дворян, Сухопутном шляхетном кадетском корпусе, где некоторые дисциплины покажутся нам весьма далекими от нужд военных, но были необходимы для honn^ete homme. Это понятие появлялось в рекомендациях, которые давались гувернерам. В 1761 году князь Николай Долгорукий в рекомендательном письме, данном шевалье Жану Дезессару (Jean Dezessart) за верную службу, написал, что гувернер зарекомендовал себя как honn^ete homme [453] . В свою очередь Дезессар прибегнул к этому понятию, подписывая в 1765 году новый договор, чтобы предстать в лучшем свете перед следующими работодателями: он обещал дать своему ученику знания, необходимые для «l’ honneste homme, l’ homme aimable et le bon citoyen» («светскому, приятному человеку и хорошему гражданину») [454] . Лагарп тоже апеллировал к этому понятию, наряду с понятием «гражданин», когда в 1784 году излагал свои педагогические идеи Екатерине II [455] . Идея «хорошего гражданина», к которой обращался Лагарп, часто совмещалась в понятии honn^ete homme с представлением об идеале дворянского общения. Например, когда Пушкин, говоря о карамзинской «Истории государства Российского», отмечает, что она «есть не только создание великого писателя, но и подвиг честного человека» (курсив наш) [456] , он подчеркивает не обходительность Карамзина, а его радение об общем благе, которое считалось высоким моральным качеством. То же подразумевал и Иван Михайлович Долгоруков, когда писал стихотворение, посвященное памяти Ивана Ивановича Шувалова, основателя Московского университета [457] . Однако это понятие трудно поддается определению, так как нечасто появляется в детских письмах и письменных упражнениях и частично совпадает с социальной и эмоциональной характеристикой светского человека, высоко ставящего дружбу и учтивость. Оно усваивалось и как социальная практика, и как некое моральное обязательство, в чем большую роль играли французский язык и воспитание, которое давалось дворянским детям.
453
АВПРИ. Ф. 7. Оп. 3. Д. 127. Л. 11.
454
АВПРИ. Ф. 7. Оп. 3. Д. 127. Л. 12–12 об.
455
Его «M'emoire» опубликован в: Сухомлинов М. И. Исследования и статьи по русской литературе и просвещению: В 2 т. СПб., 1889. Т. 2. С. 143–164.
456
Отрывки из писем, мысли и размышления // Пушкин. Полн. собр. соч. Т. 11. С. 57.
457
Долгорукий И. М. На кончину Ивана Ивановича Шувалова // Сочинения Долгорукого. Т. 1. СПб., 1849. С. 38–41.
Таким образом, в семье Голицыных, как и в семье
Мне чрезвычайно хотелось учиться в университетском пансионе; но французский язык, коим преимущественно и почти исключительно говорили тогда высшие сословия, был вывескою совершенства воспитания; я на нем объяснялся плохо, а воспитанники университетские не славились его знанием. Это заметила мамзель Дюбуа, прибавляя, что из рук г-жи Форсевиль молодые люди выходят настоящими французами. Рассуждая, что мне предназначено быть светским и военным человеком, а не ученым и юристом, сестра моя [она следила за образованием Вигеля. – Авт.] нашла, что действительно лучше отдать меня к французам [458] .
458
Вигель. Записки. Т. 1. С. 61.
Связь франкофонии с социальным кодом аристократии хорошо иллюстрирует и фрагмент из «Отрочества», второй части автобиографической трилогии, в которой Л. Н. Толстой, родившийся в 1828 году, осмысляет свое воспитание в 1830–1840-х годах. Переезд дворянской семьи из провинциального поместья в Москву знаменует начало нового этапа в развитии ребенка. «Учтивость» и отношения в обществе с этих пор начинают занимать особое место и оказываются тесно связаны с французским языком и «французским» образованием. В доме Иртеньевых (в которых, очевидно, нужно видеть Толстых) «щеголь француз», знавший «как нужно вести des enfants de bonne maison [детей из хорошей семьи]», заменил Карла Иваныча, добродушного немца, который был не искушен в светских порядках и который, по язвительному замечанию бабушки рассказчика, мог научить детей только «тирольским песням». Примечательно, что бабушка мальчика в толстовской повести называет учителя-немца «дядькой» [459] , а не гувернером, а его место занимает француз, который разбирается в культурных и языковых приоритетах общества [460] .
459
Этим словом называют старого солдата, помогавшего присматривать за мальчиком в дворянском доме.
460
Отрочество // Толстой. Собр. соч.: В 22 т. Т. 1. М., 1978. С. 132–133. О требованиях, которые семьи из высшего общества предъявляли к гувернеру, которому самому необходимо было быть человеком общества и иметь светские манеры, см.: Berelowitch W. Les gouverneurs des Golitsyne `a l’ 'etranger: les exigences d’ une famille (ann'ees 1760–1780) // Rj'eoutski V., Tchoudinov A. (Dir.). Le Pr'ecepteur francophone en Europe. Paris, 2013. P. 139–150.
Преподавание французского в России началось гораздо раньше, чем обычно считается, но только в кругах, приближенных к царю, и в одной школе, созданной для подготовки служащих Посольского приказа. Вскоре после смерти Петра Великого изучение французского было введено в нескольких государственных учебных заведениях, однако только в царствование Екатерины II этот язык по-настоящему пустил в них корни, тогда как в дворянских семьях его успешно учили начиная по крайней мере с середины XVIII века. Таким образом, в этом отношении частное образование опережало государственное.
В течение XVIII века французский язык стал неотъемлемой частью идентичности русского дворянства, не играя при этом такой роли для других социальных групп. Российское купечество практически не изучало западноевропейские языки на протяжении всего XVIII века (возможно, иначе дело обстояло с языками народов Российской империи, с которыми русским купцам приходилось вести дела). Духовенство начало осваивать французский и немецкий в семинариях ближе к концу XVIII века. Если смотреть с этой точки зрения, то контраст между языковым профилем разных социальных групп был в России более заметен, чем во многих других европейских странах. Можно вспомнить пример Швеции, где больше половины авторов, писавших по-французски во второй половине XVIII века, не принадлежали к дворянскому сословию [461] . Этот контраст также очевиден, когда речь заходит о знании латыни в России: ученые, как и духовенство, обучавшееся в семинариях, были знакомы с латынью, для них этот язык был важным культурным маркером, в то время как российское дворянство обходило его вниманием. Дворянство получало доступ к наследию классической культуры через французский язык. Поэтому война с латынью, которую вели западные теоретики дворянского образования, в России была выиграна без единого сражения.
461
"Ostman. French in Sweden in the Seventeenth, Eighteenth and Nineteenth Centuries. P. 283.
Расцвет французского языка в России произошел в ущерб немецкому, занимавшему важное место в образовательной системе до начала царствования Екатерины II. И все же, несмотря на то что немецкий уступил французскому пальму первенства, он никогда не исчезал из российского образования и продолжал изучаться наряду с французским практически повсеместно. В конце XVIII и в XIX веке к списку изучаемых языков добавились английский и отчасти итальянский, что свидетельствует о некоторой культурной переориентации. Поэтому российское дворянство в целом было скорее многоязычной социальной группой, а не двуязычной, знавшей только французский и русский, как часто пишут. Однако русский и французский действительно были главными языками дворянского общения, и это нашло отражение в том, как изучался французский язык. Со временем и в государственных учебных заведениях, и в дворянских семьях стало обычным делом изучать русский, чему способствовал рост национального самосознания и чего не было в первой половине XVIII века, когда русский язык как учебный предмет не существовал. Судя по истории изучения языков в России, трудно всерьез говорить о том, что «офранцузившееся» русское дворянство не знало русского языка в екатерининское время и в последовавшую за ней эпоху.
Хотя русский язык вышел из тени, в образовании высшего дворянства в царствование Александра I он все так же уступал пальму первенства французскому, который, как и прежде, использовался как язык преподавания литературы, географии, истории, а иногда математики, ботаники и так далее [462] . Как это ни парадоксально, ни усилия, прилагавшиеся в царствование Екатерины II, ни патриотический подъем во время вторжения Великой армии в Россию не привели к существенному изменению положения русского языка в этих кругах. Дело не в том, что российские власти отказались от замысла изменить соотношение языков в образовании российского дворянства, скорее наоборот. В начале XIX века они старались ввести латынь в качестве возможной альтернативы французскому, который все чаще воспринимался как язык, способный внушить опасные идеи части российского дворянства. Однако в царствование Александра I российские дворяне старались избегать таких учебных заведений, как гимназии, где латынь (которую дворяне не считали необходимым компонентом своей культурной идентичности) занимала важное место среди учебных предметов, а танцам (которые дворяне относили к значимым «дворянским искусствам»), наоборот, не обучали. Таким образом, к началу XIX века российское дворянство усвоило идеал воспитания, который не вполне согласовывался с языковой политикой властей.
462
В этой связи стоит отметить, что зачастую именно на французском языке русские узнавали о литературе других современных стран (особенно Великобритании), которая в XVIII – начале XIX века была менее известна российским аристократам, чем французская или немецкая. Так, подобно многим дворянам своего поколения, Пушкин познакомился с английской литературой, но по большей части во французских переводах. Посредническая роль французского, помогавшего россиянам получать знания о других европейских культурах, не могла не сказаться на мировоззрении российских дворян, на наборе понятий, которыми они оперировали, и в конечном счете на языке (как русском, так и французском), на котором они говорили и писали.