G.O.G.R.

Евтушенко Анна

Сидоров всё это время внимательно наблюдал за тем, как старается Ежонков и разглядывал пленного «диггера». Сержант никак не мог понять, почему, но он вдруг подумал, что этот «копатель» чем-то напоминает ни кого иного, как Кашалота! Да, Кашалот толстый, усатый, а этот «диггер» – нет, наоборот, худой и без усов – вместо усов у него неопрятные косматые клоки бороды. Но всё равно – он похож на Кашалота – как если бы Кашалот вдруг похудел и сбрил усы. «Почему, собственно, на Кашалота?» – удивился про себя Сидоров и продолжил наблюдать за тем, как гипнотизёр Ежонков терзает бедного «диггера». «Диггер»

сидел на нарах и по приказу Ежонкова монотонно цитировал скучный параграф из учебника истории. Рассказывал что-то про Отечественную войну – до того заунывно, что хотелось либо спать, либо выть. Наконец, Ежонков удовлетворился изложением исторических фактов и, зевнув полным ртом, скомандовал:

– Стоп! – и «копатель» затих.

– Как тебя зовут? – потребовал от него Ежонков тоном Кашпировского.

«Диггер» страшновато выпучил зрачки, разинул рот так, что стали видны гланды, и громогласно, вдохновенно произнёс:

– Бе-е-е-е!

– И всё? – взвился Недобежкин и вскочил с нар. – Ежонков, я тебе чётко разъяснил, что если он окозлеет – я с тобой больше не буду работать. Разъяснил?

– Да подожди, Васёк! – попятился Ежонков. – Я же только начал…

– Начал, а он уже баранит! – констатировал Недобежкин. – Запёрло его «на первой ноте»! Всё, Ежонков, ноги в руки – и колеси отсюда! Ты, кажется, у нас в отделении не работаешь!

– Да, Васюха, я же только начал! – оправдывался Ежонков. – Сейчас, я его ещё подпушу, и он как миленький, заговорит!

– Ты уже подпушил! – отрезал Недобежкин. – Глянь! – он показал пальцем на «диггера».

«Диггер» стоял на нарах на четвереньках, бодал стенку и, не прекращая, орал:

– Бе-е-е-е! Бе-е-е-е! Бе-е-е-е!

Он так яростно колотил лбом в эту твёрдую кирпичную стенку, что Сидорову пришлось схватить его за руки и оттащить на середину камеры.

– Бе-е-е-е! – кричал «диггер» и отбивался от сержанта задними «копытами» так, как отбивался бы молодой барашек.

– Чёрт! – чертыхнулся Сидоров, когда «диггер» едва не заехал ему в нос. – Расколдуйте его, что ли?

– Давай, Ежонков, колдуй! – буркнул Недобежкин. – А то он сейчас лбом дверь вышибет!

Да, «Диггер» вырвался от Сидорова и проворно пополз на четверых к двери, собираясь её забодать.

– Стой! – Ежонков подскочил к нему и потащил обратно, спасая дверь.

Но «диггер» вырывался и наконец, лягнул Ежонкова. Ежонков покатился по полу, а «попорченный чертями» узник с упорством козерога опять направился к двери.

– Так, всё! – это Пётр Иванович решил поставить в «деле диггера» точку, встал, догнал «обараневшего» «диггера» и заковал его в наручники.

– Ой-ёй! – ныл Ежонков, сидя на полу, и тёр ушибленный бок. – Ух, баранелла! – зло ругнулся он на помешавшегося пленника чертей «диггера», и показал кулак.

– Так, заканчивай цирк, Ежонков! – вздохнул Недобежкин. – У меня уже голова раскалывается от его воплей!

– Бе-е-е-е! Бе-е-е-е! – не умолкал «диггер».

Ежонков тяжело поднялся с пола и пополз к пленённому в наручники «подопытному»

– Проснись! – скомандовал ему Ежонков, и «диггер» перестал блеять, вышел из первобытного состояния, эволюционировав из барана в человека.

Он открыл глаза и бессильно

повалился на бок.

– Прости, брат, – Пётр Иванович подошёл к нему и освободил от наручников. – Очень уж ты дикий был.

– Я вам что-нибудь сказал? – слабым голосом осведомился он, глядя не на кого-нибудь, а в пол.

– Извини, дружище, но похоже, что гипноз на тебя не действует, – сокрушённо пробурчал Недобежкин и поднялся на ноги, чтобы покинуть камеру.

– Постойте, Владимир Николаевич, – это Сидоров, наконец-то решился изложить свою теорию о сходстве «диггера» с бандитом Кашалотом.

Услышав теорию Сидорова, Недобежкин изумился.

– На Кашалота? – переспросил он, заклинившись у двери. – Хм…

Недобежкин задумался, а Пётр Иванович присмотрелся к «диггеру». Да, он оброс волосами и бородой, и ещё – этот костюм, вернее, его остатки. Кажется, недешёвый был костюмчик… Нет, этот «подземный копатель» похож скорее, не на Кашалота, а на его брата, Ярослава Семенова. А Ярослав Семенов пропал около года назад! Полковник Курятников эксгумировал тело того, кого Зайцев выдавал за Ярослава Семенова. Они там, в Генпрокуратуре, провели дополнительную экспертизу и выяснили, что тело Ярославу Семенову не принадлежит. А тот человек, кому принадлежало тело, умер за три дня до того, как сгореть…

– Кашалота! – возгласил Серёгин, завершив сложный процесс мышления. – Приведите сюда Кашалота!

– Зачем тебе Кашалот? – не понял Недобежкин.

– Этот копатель похож не на самого Кашалота, – объяснил Пётр Иванович. – А на его брата, пропавшего Ярослава Семенова.

Недобежкин удивился, но всё-таки, велел Белкину притащить толстого Кашалота. Бандита возили в суд уже четыре раза – слишком уж длинным было его дело. Впереди у Кашалота было ещё два заседания, и на втором ему, наконец-то, вынесут приговор. Пережив судебные тяготы, Кашалот сбросил вес и выглядел теперь, как спущенное автомобильное колесо. Он был уныл и апатичен, с трудом переставлял толстые ноги.

– Ну, чего вы от меня хотите? – заплакал Кашалот, едва оказавшись на пороге камеры «диггера». – Мало того, что этот Тень сожрал мой бизнес! Кротяра большеротая, прожорливый лобстер, мерзкий мангуст, подколодная змеюка, брехливый пё-ёс! – толстый бандит уже собрался залиться слезами, когда Недобежкин дёрнул его за рукав и серьёзно сказал:

– Ты тут, Кашалот, не ной. Сам виноват, что в тюрьму садишься. Лучше посмотри на этого человека и скажи, знаешь ты его, или нет?

– На какого человека? – Кашалот выпростал из пухлых ладоней мокрые от слёз щёки и обвёл камеру заплывшими глазками. – Этого? – толстяк кивнул на Ежонкова. – Нет, этого ослика я впервые вижу…

– Ослика?! – обиделся Ежонков. – Кто это ещё ослик?! Если я – ослик, то ты – упырь! Я, между прочим…

– Нет, не на него, – перебил Недобежкин. – На него, – он указал Кашалоту на «диггера», который лежал на полу, на правом боку. – Его знаешь?

Кашалот подсеменил к «секретному узнику», наклонился и заглянул в его обросшее несчастное лицо.

– Славик? – перепугано прошептал он после недолгого ошарашенного молчания.

– Узнал! – в один голос обрадовались Пётр Иванович и Сидоров, не дав Кашалоту ничего больше сказать.