G.O.G.R.
Шрифт:
– Ладно, ладно, вы меня убедили… Нет, вы меня уже достали! Хорошо, я передам вам все материалы, бо у меня уже вот такая голова! – милицейский начальник приставил руки к ушам, демонстрируя размеры собственной головы, а потом – широкими шагами проследовал к своему сейфу.
Открыв его ключом, Недобежкин извлёк пухлую папку и шваркнул её на стол.
– Вот, – буркнул он. – Берите всё это, и несите, куда хотите!
Никанор Семёнов протянул к вожделенной папке «Дело № 37» алчные руки. А Пётр Иванович, сидя над пустым бланком протокола, отметил две странные
Никанор Семёнов с довольным видом благодарил Недобежкина за благоразумие, прижимая «дарёную» папку к своему животу. А Недобежкин без особого сожаления расстался с тридцать седьмым делом – он просто пожал Никанору Семёнову руку и выпроводил его за дверь. А потом – отпустил и Кораблинского. Когда майор выполз в коридор – милицейский начальник застыл на месте и стал прислушиваться, ожидая, когда утихнут его шаги. А как только Кораблинский ушёл – перехватил вопросительно-изумлённый взгляд Серёгина и бодро раскрыл секрет:
– Пускай, этот гусик думает, что мы с вами вышли из игры. Я ему не доверял и не доверяю: слишком уж настырно он требовал от нас тридцать седьмое дело, и я не удивлюсь, если этот «интерпольщик» окажется завязан с Генрихом и с Зайцевым в одну шайку! Я не знал, как выпроводить его отсюда ко всем чертям, а теперь – понял. Я ему «куколку» впихнул, два дня её готовил… Я тут подметил, за что он хватался, и твоя, Серёгин, задача – снять его пальчики. Потом разберёмся с этой простынёй, а завтра – посмотрим, что там накопал Смирнянский.
====== Глава 123. “Петушиное слово”. ======
И лишь после того, как исчез Кораблинский, и они с Серёгиным закончили выискивать по кабинету отпечатки пальцев Никанора Семёнова – Недобежкин решил, что всё, пора заглянуть к Ежонкову и Вавёркину. День уже подошёл к концу, и за окнами висели ночные сумерки, подсвеченные оранжевым заревом уличных фонарей. Коричневый ночной мотылёк по глупости своей впорхнул в открытое из-за духоты окно и теперь бестолково крутился у настольной лампы Недобежкина. Милицейский начальник решил, что уборщица и врач, пока что, посидят у него в кабинете, а сам – вышел в коридор, позвав за собой и Серёгина.
Пётр Иванович не знал, догадался ли Ежонков про «петушиное слово», но когда Недобежкин распахнул дверь с табличкой «Психиатр В.П.Вавёркин», понял, что нет, не догадался. Сидоров не поддавался никакому лечению, а Ежонков и Вавёркин – оба стояли над ним вспотевшие и красные. Каждый из них по очереди хватал с журнального столика одну и ту же чашку кофе и глотал большущими глотками. Вторая же чашка кофе стояла, девственно нетронутая около одноразовой тарелки с пирожными. Сидоров же неподвижно возлежал на кушетке, не замечал их и блеял на своей болезненной волне. В стороне, за столом Вавёркина, спал над протоколом Синицын, а в протоколе графа «Показания» содержала
Когда милицейский начальник вдвинулся в кабинет – Вавёркин отпрянул к стенке и едва не свернул на пол весь кофе. Ежонков же лишь флегматично пожал плечами и отъел половину от пирожного «Наполеон».
– Васёк, я же тебе сказал, – прошамкал он набитым ртом. – Без «петушиного слова» выборочный гипноз не снимается! И не надо пугать Вавёркина – он и без тебя тут запуган до зелёных серверов!
– Ладно, – спокойно и беззлобно парировал Недобежкин, залпом осушил нетронутую чашечку кофе и уселся на стул Вавёркина. – А ну-ка, Серёгин, что ты там говорил про «петушиное слово»? Подтверди-ка теорию! – начальник кивнул в сторону безответного Сидорова, приглашая Петра Ивановича применить к нему «заклинание» Генриха Артеррана.
Пётр Иванович колдовать и гипнотизировать не умел. Он вышел вперёд с долей опаски – а вдруг у него, дилетанта в мире тонких материй, ничего путного не выйдет? Вон, Ежонков как глазом косит – уже намылился изобличить Серёгина в некомпетентности по части гипноза и жёлчно заметить, что тот – «амбал, а не психиатр». Да, Пётр Иванович не психиатр, но попытка – не пытка. Серёгин собрался с мыслями, вспомнил ту интонацию, с которой «верхнелягушинский чёрт» задавал свою коронный вопрос, и громко продекламировал:
– Вопросы есть?
– Вопросов не-ет! – полушёпотом протянул Сидоров, отозвавшись на «петушиный» пароль.
– Эй, а Пётр Иванович вылечил его! – заметил Вавёркин и отошёл от стенки, в которую влип, спасаясь от начальственного гнева Недобежкина.
– Вау! – выдохнул Ежонков и засунул в большой рот целое пирожное, а потом – подобрался ближе к Серёгину. – Чёрт! Серёгин угадал «петушиное слово»! Ну, ты даёшь! – он хлопнул Петра Ивановича по плечу. – Серёгин у нас экстрасенс! Кашпировский!
– Я мыслю логически, – буркнул Пётр Иванович, поражённый своей неожиданной победой над «звериной порчей», и подошёл к Сидорову.
Сидоров приходил в себя – он сел на кушетке и протёр руками ожившие глаза.
– Саня, ты как? – участливо поинтересовался Серёгин, заглянув в осунувшееся лицо сержанта.
– Не знаю… – сонным голосом пробормотал Сидоров, поёрзав на кушетке. – Я помню только, как выстрелил в него…
Сержант явно хотел сказать что-то ещё, но ему не позволил шумный Ежонков. «Суперагент» скушал ещё одно пирожное, и в один прыжок оказался рядом с сержантом.
– Надо же, Сидоров убил чудовище! – воскликнул он, и тут же наступил на горло собственной песне и задумался. – Но, как это он а, Васёк? – он глянул на Недобежкина, словно бы ища у него помощи. – Нет, вы слышали?.. – Ежонков спрыгнул со стула, подбежал к Сидорову, схватил его за голову и начал осматривать: оттягивать веки, дёргать за уши и за нос.
– Да, отстань ты от меня! – не выдержал Сидоров, отбросил от себя навязчивого Ежонкова и водворился на ноги.
Толчок сержанта оказался мощным: Ежонков покрыл расстояние метра в два, сшиб с ножек стул и сам опрокинулся ничком на пол.