G.O.G.R.

Евтушенко Анна

– Потише, старлей! – прогудел Ежонков, поднявшись на четвереньки. – Ну, да, действие образца налицо… – сказал он сам себе.

– Я – сержант, – поправил Сидоров и тут же осведомился:

– Какого образца?

– Слушай, Сидоров, – сказал Ежонков, стряхивая пыль с костюма. – Я по своим каналам похлопочу, и тебя опять восстановят в старлеи. Ты же опер, а в сержантах, как пэпээсник, чалишься!

– Спасибо, – пробубнил Сидоров и виновато присел назад, на кушетку. – А… Какого, всё-таки, образца?

– Большого и красивого! – отрезал Ежонков, которому надоело

любопытство Сидорова. – Я попробую выделить его из твоей крови и изучу все его свойства!

Сидоров испугался и даже отодвинулся подальше от хищника Ежонкова. Ишь, чего удумал – выделит он образец из крови! Сидоров с детства боится уколов… Да и вообще, откуда этот Ежонков взял, что в крови Сидорова есть образец??

– Не боись! – угадал мысли сержанта Ежонков. – Это совсем не больно. Я протащу тебя в свою лабораторию, у себя, в СБУ, всё сделаю, и ты даже пикнуть не успеешь!

– Нет, спасибо! – отказался Сидоров от медвежьей услуги «суперагента» Ежонкова. – Я, лучше, так… как-нибудь…

– То есть, как? – разочарованно протянул Ежонков, откусив от третьего пирожного маленький интеллигентный кусочек. – Ты – «как-нибудь», а я никогда не получу образец??

Это заявление «суперагента» вмиг разбудило Синицына и даже заставило последнего озвереть, ведь из-за этих образцов и экспериментов с ним случились все неприятности.

– Ах, тебе образец нужен! – вдруг подпрыгнул он и едва не вцепился Ежонкову в глотку, но помешал Недобежкин.

Милицейский начальник разнял их железной рукой и растолкал по разным углам «ринга».

– Отставить цирк! – запретил «рестлинг» Недобежкин. – Синицын, вернись к протоколу! А ты, Ежонков, готовься к работе! К тебе сейчас патологоанатома и уборщицу из морга притащат. Будешь пушить, и только попробуй мне дать «быка»! Я телегу в твоё СБУ накатаю, и тогда ты даже не слесарем – бомжём пойдёшь!

– У тебя, Васёк, стресс! – добродушно заметил Ежонков. – Говорю тебе, как врач: все симптомы стресса налицо. И заметь, я даже на твою «телегу» не обиделся!

– Чёрт! – ответил ему Недобежкин и побежал на поиски Казаченки, чтобы с его помощью приволочь из своего кабинета за черти этого трусливого врача и толстую уборщицу.

– Серёгин! – сказал Ежонков Петру Ивановичу. – Заметь, что я не буду внушать твоему начальничку, что он бык! У него и так стресс, а там и до депрессии не далеко!

Пётр Иванович за этот напряжённый «выходной» устал, как какой-то вол, что днями тягает гружёные возы. Он сидел на стуле и тихонечко дремал, поклёвывая носом.

– Серёгин! – визгливо настоял Ежонков, и Пётр Иванович, вздрогнув от неожиданности, едва не слетел со стула и не растянулся на полу.

– Не горлань! – осадил Ежонкова Синицын, который случайно намалевал кривобокого человечка в протоколе. – Не видишь, что человек, в отличие от тебя, устал?

– У меня – психическое измождение и нервное истощение! – огрызнулся Ежонков.

В коридоре раздались голоса и тяжёлый топот – это Недобежкин и Казаченко тащили врача и уборщицу. Уборщица вела себя тихо и скромно – она зашла в кабинет, не удерживаемая, а поддерживаемая

Недобежкиным и кротко села туда, куда ей показали. А вот, врача Казаченко тащил в наручниках: врач почему-то стал таким буйным, что простые уговоры уже не сдерживали его. Он всё время махал кулаками, собираясь залепить кому-нибудь затрещину, попал Казаченке в лоб – вот и пришлось заковать врача, а то ещё поранится об Казаченку…

– Давай, Синицын, готовь протокол! – приказал Недобежкин, помогая Казаченке усадить врача на стул. – Серёгин, диктофон! Вавёркин, заводи свой компок! Начнём с врача!

– Ага! – бойко согласился Вавёркин и принялся усердно оплетать «пациента» присосками.

– Отпустите меня! Я не пойду под расстрел! – верещал тем временем врач и сучил ногами. – Фашисты, фашисты, фашистские агенты!!

Ежонков стоял в стороночке, грыз булочку и поглядывал на врача изучающим взглядом естествоиспытателя.

– Эй, – протянул он, прослушав последнюю тираду врача. – Глядя на его истеричность и дикое поведение, я, как эксперт, мог бы сказать, что у него тоже стресс, а скорее всего – шок на фоне испуга. Однако когда он завизжал про фашистов, то я склоняюсь к версии, что это у него не испуг, а одно из проявлений выборочного гипноза! Его запрограммировали драться с вами, чтобы усложнить вам жизнь! Понял, Васёк?

– Ежонков, ты можешь заставить его заткнуться и не дёргаться? – прошипел Недобежкин, когда врач заехал ему ногой по коленке. – А то я ему, кажется, вмажу!

– Айн момент! – Ежонков проглотил пирожное, не спеша, подошёл к ноутбуку Вавёркина и посмотрел на волны мозговых биотоков врача.

– Сильное возбуждение налицо, – заключил Вавёркин.

– Да, шок присутствует, – вынес вердикт Ежонков и достал из кармана гайку на верёвочке.

– Хорош дискутировать! – влез Недобежкин.

Перед сонным Петром Ивановичем лежал включенный диктофон и записывал перебранку начальника с Ежонковым, а Синицын в спешном порядке замазывал корректором человечка в протоколе – всё равно, пока нечего писать. Ежонков пыхтел над врачом, погружая его в транс, и вскоре врач затих и глупо уставился в одну точку. Вавёркин заметил, что «биотоки его мозга идентичны биотокам мозга спящего человека», и Казаченко с Недобежкиным смогли, наконец, отойти от уснувшего буяна и откочевать – Недобежкин уселся на кушетку рядом с Сидоровым, а Казаченко – водворился за ссутулившейся спиной врача.

А потом – свершилось чудо, которое вмиг смахнуло усталость с Серёгина и выловило из моря сонной ваты Синицына. Ежонков осведомился у загипнотизированного врача:

– Вопросы есть? – и врач заговорил!

Он не махал руками и не рыдал, потому что Ежонков вырубил ему сознание и двигательную активность, а только вещал. Размеренно и монотонно, как репродуктор, как автоответчик, выдавал он информацию. И, слушая его, никто не верил своим собственным ушам. Даже Сидоров – и тот слез с кушетки, подобрался поближе и внимал. Сержант не смел повернуть голову и глянуть в тёмный угол, потому что обязательно увидел бы сейчас там Горящие Глаза, ведь врач говорил следующее: