G.O.G.R.
Шрифт:
– Ну и ну… – пробурчало лицо Недобежкина.
– Вы слышали?? – выдохнуло лицо Ежонкова с плоховато скрываемым восторгом. – Сидорова нашего уделал Генрих Артерран! Он попался к нему в лапищи, и Артерран обязательно напичкал его образцом! Если бы ты, Васёк, не влез со своей головой – он бы сам нам про это рассказал!
Лицо же Серёгина, молча, протянуло Сидорову руку и помогло подняться с пола.
– Так, всё, ребята, по домам! – объявил Недобежкин, хватаясь руками за свою «вот такую» голову. – Серёгин, записал бредятину на диктофон?
– Записал, – зевнул Серёгин.
– Это не бредятина! – вставил Ежонков.
Вавёркин собирал с пола свои присоски, потому что Сидоров в виртуальной
– Так, записал – прекрасно! – одобрил Недобежкин и сам схватил с одноразовой тарелки пирожное «Корзиночка». – Все по домам. Утро вечера мудренее, как говорили наши давние предки. Так что, пора спать. Всё, все выходите, я закрываю.
Пётр Иванович пришёл домой во втором часу ночи. Изголодавшийся за целый день Барсик стрелой ринулся навстречу хозяину и едва не свалил его с ног – так усердно он завертелся у Серёгина под ногами, выпрашивая еду. Пётр Иванович был настолько сонный, что падал и засыпал прямо на ходу. Нахальный кот получил от Серёгина невнятный ответ:
– Абррррвалт… – и горку корма, насыпанную мимо миски.
Коту было наплевать на то, куда корм насыпан – главное, что он есть. Барсик остался на кухне лопать, а Пётр Иванович поплёлся в комнату и завалился спать – на диван, не раздеваясь.
====== Глава 124. Воскрешение Верхнелягушинского черта. ======
Никанор Семёнов получил от некомпетентного в глобальных проблемах начальника Калининского РОВД бесценные материалы по проекту «Густые облака» и в целом был собой доволен. Всё, теперь не осталось никого, кто бы знал о том, где находится секретная лаборатория – только он, Никанор Семёнов. Единственное, чего хотел сейчас Никанор Семёнов – это вывезти прототип и все образцы подальше от цивилизации, чтобы они не попали ни в чьи руки и не превратились в непобедимое смертоносное оружие. Спрятав образцы, Никанор Семёнов спрячется сам и сделает противоядие, которое бы смогло вывести ДНК прототипа из его организма и вернуть ему человеческую сущность. Никанор Семёнов уже порядком устал от этой бесконечной жизни и бесконечной секретной службы – тяжело всё это и бессмысленно, как катить на Эверест Пизанскую башню. Устал Никанор Семёнов, как триста ездовых собак. Пора на покой… Только осталось одно противное «НО». Дурацкий и ненужный свидетель майор Кораблинский. Этот «бесстрашный и героический следак» на поверку оказался трусоват, бестолков и болтлив. Язык без костей, да ещё и эта болезненная честность. Настоящая находка для врага и шпиона. Помощник из него, как из мочалки – парашют. Легче устранить его, чем возиться с ним!
Сейчас Никанор Семёнов сидел в своей машине во дворе дома, в котором жил Кораблинский, и поджидал, когда майор будет возвращаться с работы. Кораблинский ничего и никого не заметит в ночи, он будет озабочен тем, как бы ему поскорее вернуться к жене и ребёнку, съесть свой ужин и усесться на диван перед примитивным отупляющим телевизором. А Никанор Семёнов выстрелит в него только один разочек – точно, в глаз – и всё, растворится в неизвестности, забрав с собой пистолет. Пистолет у Никанора Семёнова был отличный: «Кольт-анаконда» с оптическим прицелом и с глушителем. К тому же – адаптирован для стрельбы любыми патронами – от макаровских и тэтэшных до вальтеровских сороковых годов и «болванок» для охотничьей двустволки. Убийство Кораблинского, так или иначе, повиснет в «глухарях» навечно, как повисли все эти воротилы вроде Рыжего и Короткого. Никанор Семёнов вытащил этот свой супер пистолет из кобуры и снял его с предохранителя. Кораблинский точен, как Биг-Бен – вот-вот,
– Здравствуй, Никанор! – на заднем сиденье внезапно раздался вкрадчивый мягкий голос.
Услышав приветствие, Никанор Семёнов вздрогнул, словно бы у него на заднем сиденье вдруг возник волк, или тигр, и выронил пистолет.
– Ну, не пугайся, Никанор, – добродушно произнёс вкрадчивый голос, и чья-то рука миролюбиво похлопала Никанора Семёнова по плечу.
Никанор Семёнов сидел неподвижно, и по его виску медленно сползала неприятная капелька холодного пота. Он медленно повернул голову и посмотрел назад. Все его страхи оправдались и расцвели пышным цветом: на заднем сиденье его автомобиля расположился живой и здоровый Генрих Артерран.
– Аб-ба… – буркнул Никанор Семёнов и замолчал с разинутым ртом, потому что заметил на правом виске Артеррана тёмное пулевое отверстие.
Генрих Артерран проследил его взгляд и хохотнул:
– Раздражает, да? – он потрогал это отверстие так, как человек мог бы дотронуться до болезненного ушиба. – Меня тоже. Надо было пластырь налепить…
– Ба-ба… – изрёк Никанор Семёнов и услышал, как его кольт стукнулся, завалившись под сиденье.
– Вот, что я хочу сказать, Никанор, – продолжал между тем Генрих Артерран, как ни в чём не бывало. – Кораблинский этот, конечно, комар на мягком месте, но отстреливать его вовсе не обязательно. Слишком уж это пещерно, примитивно, негуманно… Тупые фашисты боролись с неугодными и неудобными путём глупого регрессивного отстрела. Но мы же с тобой не такие, верно, Никанор?
– Ты – фашист! – выплюнул Никанор Семёнов, собрав в кулак всю свою смелость и волю. – Ты пичкал людей своей отравой. Сотни людей, ни в чём не повинных, между прочим, уже отравил! И ещё брешешь о гуманизме?
– Считаешь себя отравленным? – в лоб осведомился Генрих Артерран, разглядывая лицо собеседника. – Можешь не отвечать: я знаю, что считаешь. Ты ведь хочешь прибрать к рукам мой прототип и мои образцы, чтобы извести ДНК прототипа, не так ли?
– Откуда ты узнал?? – ошарашено выдохнул Никанор Семенов, жалея о том, что упустил кольт.
– Ты слишком громко думаешь, – снова хохотнул Генрих Артерран. – И в Верхних Лягушах ты ничего не найдёшь, потому что я всё уже спрятал от тебя. Но вернёмся к нашему «барану» Кораблинскому. Он скоро возвращается домой, и мы с тобой должны успеть наведаться к нему до того, как он придёт…
…Эвелина Кораблинская уже начинала волноваться: муж задерживался на работе на целых двадцать минут и не звонил. Сама Эвелина никогда ему не звонила: боялась вклиниться во время экстренного совещания или отвлечь от срочной работы. У Кораблинского часто такое случалось: вдруг где-то кого-то прикончили, и он оставался на работе на всю ночь, а то и на весь следующий день. Только раньше он всегда звонил и предупреждал жену о том, что задерживается, а тут – от него ни слуху, ни духу…
Вдруг в подъезде раздались шаги. Эвелина Кораблинская отложила в сторонку ложку, которой помешивала суп, и пошла в прихожую, прислушиваясь на ходу. Нет, это не муж: шаги какие-то чужие, тяжёлые и частые, словно там, за дверью, топчется человек пять. Эвелина Кораблинская почувствовала страх: когда Эдуард якобы взорвался в машине – двое его коллег точно так же топтались, собираясь с силами, чтобы сообщить ей о его гибели.
ДЗЗЫННЬ! – запел звонок, и Эвелина Кораблинская начала погружаться в панику: да, точно, с её мужем случилась беда, только теперь уже – по-настоящему, и он действительно, больше не вернётся…