G.O.G.R.

Евтушенко Анна

Смирнянский никогда не хранил никаких данных в памяти ноутбука. Уши и глаза есть у стен, у мебели, у воздуха – ноутбук обязательно взломают и утащат всё, что на нём найдут. Поэтому Смирнянский быстро распечатал письмецо Мурзика на бумагу, а память ноутбука просто очистил. Он не стал убирать после себя объедки – это очень долго, а Смирнянский ужасно спешит. Одевшись по-быстрому, он покинул свой дом и рванул в райотдел к Недобежкину.

Воскресенье, а Недобежкин был на работе – он сидел у себя за столом и проваливался в сонную яму. Вчера они «пушили порченых» до двух ночи, домой Недобежкин

приплёлся в три часа, а спать залёг лишь в четвёртом часу. Смирнянский позвонил ему и попросил впустить свою персону через пожарный выход, и получил следующий ответ:

– Грру-у-бу-бу!

– Васёк, ты что, макнул? – Смирнянский крайне удивился, услыхав сие бормотание от непьющего Недобежкина.

– Хто это? – ответил Недобежкин вопросом на вопрос.

– Дед Пихто и Конь в Пальто! – беззлобно фыркнул Смирнянский, ковыряя от нечего делать серую замазку на стене, у которой стоял. – Это я, Смирнянский! Или не узнал?

– Блин! – Недобежкин выбрался из сонной ямы и вытряхнул из ушей всю виртуальную вату.

Вспомнив о том, что он работает на работе, а не прозябает дома, милицейский начальник собрал в пучок взлохмаченные мысли и отдал распоряжение Смирнянскому:

– Подожди, Игорёша, сейчас спущусь!

Когда Недобежкин «отдраил люк» и впустил Смирнянского в мглистый коридор – тот вперил в него насмешливый взор и осведомился:

– Что отмечали, и почему не пригласили меня?

– Забью в обезьянник! – пробурчал Недобежкин и развернулся спиной к Смирнянскому. – Если считаешь себя Задорновым – ты ошибся. Пошли, покажешь, что нарыл!

– Скоро мне придётся взимать с тебя плату за информацию, – хохотнул Смирнянский, следуя по бетонным ступенькам вслед за широкой спиной Недобежкина. – А что, неплохой бизнес сколочу: информация нынче дорого стоит!

– Не только в обезьянник, а ещё и в слоник! – не оборачиваясь, рыкнул Недобежкин.

– Ну, вот, а я ему помогаю… – обиделся Смирнянский. – Баобаб!

Письмо от Мурзика занимало целых три печатных листа двенадцатым шрифтом. Увидав эти листы, Недобежкин похлопал заспанными глазами и возмутился:

– Ну, и что ты мне тут выгрузил петицию? Ты, давай, коротко и ясно: что, кто и как!

– А коротко не получится! – отказался Смирнянский и водрузил свои кости в кресло Недобежкина. – Мурзик мне целый роман подкинул. Сам читал и балдел. Короче, Никанор наш тоже образцов накушался, и к тому же – кроме СБУ ещё подхалтуривает на Интерпол. А ты, Васёк, его в обезьянник забил… в слоник не забивал ещё? А то ты это любишь – чуть что, сразу в слоник!

– Слезь! – Недобежкин схватил кресло за спинку и стряхнул с него Смирнянского. – А то, точно, до слоника доиграешься! Ты ещё скажи, что это Никанор всех уделывает «звериной порчей»! – пробормотал милицейский начальник, усевшись на нагретое Смирнянским место. — Кавардак какой-то получается, чесслово!

Вообще, прагматичный начальник Калининского РОВД не особо-то и верил в существование этих «волшебных образцов». Даже после того, как он столкнулся со «звериной порчей» и таинственными исчезновениями из изолятора – упрямый Недобежкин продолжал считать все сделанные на базе «Наташенька» открытия выдумкой и дутой уткой советских и немецких авантюристов, а

точнее – аферистов.

– Для кого – кавардак, а для кого – всё оки-доки! – буркнул Смирнянский и кротко занял свободный стул для посетителей. – Ты петицию-то прочти!

– Прочту, не переживай! – пробормотал Недобежкин и в свою очередь, протянул Смирнянскому другую петицию. – Зацени-ка!

– Чего это? – не понял Смирнянский, взяв у Недобежкина две картонные папки.

– Дактилоскопия, – вздохнул Недобежкин и поскрёб макушку левой пятернёй. – Полный кавардак, чесслово…

– Ты это уже говорил, – подметил Смирнянский и раскрыл первую папку.

В папке оказались какие-то экспертные заключения, заверенные подписями, скреплённые печатями и фотографии отпечатков пальцев. Под одними отпечатками стояла подпись: «Никанор Семёнов», под вторыми: «Генрих Артерран», под третьими: «Николай Светленко», а под последними четвёртыми: «Сергей Зайцев».

– Васёк, – сказал Смирнянский, дойдя до отпечатков Зайцева. – Ты хочешь сказать, что во всей этой каше замешан Зайцев?

– Нет! – обречённо прохныкал Недобежкин и дёрнул себя за правый ус. – Ты почитай, почитай! В том-то и дело, что пальчиков Зайцева нет нигде вообще!

– А Светленко? – осведомился Смирнянский, и Недобежкин заметил в его тоне сарказм.

– Ты тут не язви, а то вышибу! – пригрозил милицейский начальник, сдвинув брови. – Из этой банды осталось только два субчика, которые могут представлять опасность: Светленко и Зайцев. По логике вещей – либо они вдвоём, либо кто-то из них устроили похищение тела Артеррана из морга…

– Так, стоп, стоп, стоп! – Смирнянский отложил папку в сторону и выставил вперёд раскрытые ладони, словно бы останавливал что-либо. – Если они разыграли весь этот спектакль – то на кой чёрт им оставлять свои отпечатки? Они хотели, чтобы ты, Васёк, уверовал в то, что этот Генрих – некий бес, или мессия. То есть, собрались убедить тебя, что он сам собой воскрес. На кой чёрт Зайцеву оставлять свои отпечатки? Чтобы «кино» провалилось? Это же специально так сделано, врубон?

– Чёрт! – буркнул Недобежкин и выдрал из настольного календаря целых шесть листов.

Настольный календарь Недобежкина был и так потрёпан донельзя: листы засалены, ободраны, загнуты, да и дата, которую показывал сейчас верхний лист, наступит лишь в конце следующего месяца.

– Ты свидетелей нашёл? – спросил Смирнянский. – Кто-нибудь видел, как его из морга уносили?

– Чёрт! – повторил Недобежкин. – Свидетелей тебе! Свидетели те такую пургу порят, хоть кричи: «Караул!». Серёгин всю пургу на диктофон записал – можешь послушать и сказать, что это бред.

– Нет, не бред! Не бред! – это к Недобежкину ураганом и, не постучав, ворвался Ежонков. – Ты разве забыл, что мы выделили пароль, Васёк?

Громко топая, гипнотизёр в три прыжка пересёк кабинет, установился напротив стола Недобежкина и опёрся обеими руками о столешницу.

– Да, кстати, Игорёша, – сказал Ежонков Смирнянскому. – Ты же у нас тоже подпорчен. Давай, садись, и я тебя избавлю от «порчи»!

– Ещё чего! – отмахнулся Смирнянский и даже отодвинулся от Ежонкова вместе со стулом. – Ты мне вконец мозги отбацаешь гипнозом своим!