Гамбит смерти
Шрифт:
– Очень вкусная была яишенка, просто отличная. Пойду вершить дела большого дня.
Вот такие дела. А чудилось мне, не в простых отношениях они были – Юра и Иван. И Анатолий любил небеса обозревать вместе с Комовым. Напраслина? Теперь неважно.
Я смёл крошки со стола, протер его начисто. Кухня свою работу заканчивает.
Окунул палец в ведро на плите. Теплая водичка. Колпак и халат легли в таз. Я взял пакет, отмерил стаканчик стирального порошка и полюбовался потрясающей надписью:
По-русски написано глаже: «Внутрь не употреблять!».
Таз я вытащил на кухонную веранду. Отмокнет и здесь.
Кухня – для священнодействия, коим является кулинарное искусство.
Ветерок-то свежий. Я прохаживался перед домом в лучах выглядывающего из-за пика Риз луны. Гало знатное. И дымка подтуманила небо. Немногочисленные звездочки едва сумели пробиться сквозь неё.
Прохладно и неуютно. Раньше было не так.
Я вернулся на кухню. Веник и швабра звали достойно окончить день. Не рановато?
Анатолий в чёрном кожаном плаще, с биноклем на шее, шел по галерее. Напрашивался глагол «перемещался». Прямо хоть в кино снимай. Эпизод – «генерал фон Браухич на рекогносцировке».
Я открыл бутылочку сока, поставил стакан.
– Благодарю, – он снял бинокль и положил рядом со стаканом, расстегнул плащ, из-под которого выглянул толстый свитер-самовяз. Экипировался на совесть. Только сейчас я понял, как похолодало.
– Не хочешь посмотреть на небо? В час восемнадцать астрономический феномен: покрытие Марса Луной.
– Как-нибудь в другой раз. Спать охота.
– А меня небо успокаивает. Отдыхаю.
Бинокль – мощный, дорогой прибор. Фирма. Германия, не Китай. Двадцатичетырехкратное увеличение берег кожаный футляр. Beati possidentes.
– Да и погодка неважнец.
– Знаю, – вздохнул он. – Авось, развиднеется. Кстати, как тебе задачка?
Я принес с подоконника карманные шахматы. Третий день место занимают. Не до них было. Я вообще-то не охотник до задач, даже шахматных. Но автора отказом обижать не хотелось.
– Не гроссмейстерское это дело задачки придумывать. Тем более неправильные.
– Сказочные, – поправил он. В голову лезут идеи, лезут и лезут. Не пропадать же. А решается так, – он задвигал фигурки, с трудом умещавшиеся на крохотных полях. – Правда, неплохо? А последний ход? – он потер руки. – И умер бледный раб у ног непобедимого владыки!
– Впечатляет, – поддакнул я. От меня не убудет. – Хорошая, на мой непросвещенный вкус.
– Я их тут дюжину сочинил. Воздух стимулирующий. Издам брошюрку, пожалуй.
Я долили остатки сока. – Издавай. Одну куплю, если подпишешь.
– Твой бестселлер жена каждодневно читает. Я ей письмо написал, заверяю, что на практике у тебя получается ещё вкуснее. Завтра с Юрой отправлю.
Это
– Будто раньше не знал.
– Ну, милый, одно дело разовым обедом поразить, а другое – месяц ублажать довольно привередливый народ. Нет, ты мастер большой. Кстати, железно сказать не могу, но, похоже, Александр Борисович не прочь взять тебя в Мехико. Ты попроси Нимисова замолвить словечко, и тогда – сто процентов.
С прицелом на Мехико я и согласился ехать сюда. Но сейчас прилива счастья не ощущал. И не потому, что дело до конца не решено. И даже не потому, что предстоит кланяться Нимисову, мало ли я за жизнь накланялся, дело привычное. И в Мехико не расхотелось. А копошится червячок на дне души, не сомнения червячок, а… Нет, и слов не нахожу.
– Твой прогноз на Мехико?
– Извини, дурацкий вопрос. Прессу читай. Одно скажу – Страчанский за год прибавил очень сильно. Вторая волна роста – в тридцать девять лет. Удержится на этой волне – не будет ему равных.
Он отодвинул стакан, взглянул на часы.
– Пойду, пожалуй. Глазам нужно дать адаптироваться.
Я драил пол. Толя, Толя, все ищешь свою звезду. Мир повидал, семья, трое детей, работа уважаемая, в турнирах за бугром на настоящие деньги играет, а мало. Не то. И смотришь в бинокль на небо, ищешь комету, в глубине души зная, что это попытка с заранее негодными средствами. Смешно. Недалеко отсюда – Большой Телескоп Азимутальный телескоп, БТА, шестиметровое зеркало которого стережет небо, – и ты со своим Цейсом.
Чья б корова мычала…
Устыдясь, я достирал халат, натянул на веранде верёвку и повесил сушиться. Утром поглажу. Повар обязан держать себя в белоснежной неприступности. Не отечественный докторишка в замызганной спецовке без половины пуговиц.
Закрыв кухонные двери, я галереей прошел в шале.
Юра с Олегом сидели за столом и щелчками гоняли по шахматной доске шашки.
– В чапаевцы играете, господа?
– Лично я – в колчаковцы! – шашка упала под стол, и Олег полез за ней.
– По настоянию трудящихся старинной русской игре возвращено ее первоначальное имя, – усмехнулся Юра.
Я отправился в свою комнатушку, разделся и лёг. Стук шашек вскоре стих. Нарубились, станичники…
Приглушив лампу до минимума, я лежал, вслушиваясь в скрип дома.
Сверчка не хватает.
Барабанная дробь первых, крупных капель дождя. Оловянные солдатики маршируют по крыше.
Дробь слилась в сплошной шум.
БТА не работает в связи с неблагоприятными погодными условиями. Теперь Анатолий с ним на равных. Зеро – зеро.