Ганфайтер. Дилогия
Шрифт:
– Ах, это… Ну, я фсем растал специальные такие поглотители ислучения. Они маленькие софсем, умещаются в кармане. – Фон Штромберг вытащил из нагрудного кармана приборчик, похожий на портсигар и такого же размера. – Фот такой.
– Здорово, – оценил гаджет Олег Кермас.
– А фы мне не расскашете, – заговорил Гюнтер с запинкой, – что там, на ферху? Что пыло в мире? Откута фы? Мы ше тут ничего не снаем! Протим в фечных сумерках, как неприкаянные туши…
– Так чего ж вы не выбрались наружу? – громко удивился Белый. – Пробурили бы свод, и айда!
– Нарушу? – горько усмехнулся фон Штромберг.
– Натюрлих! –
– В тфатцатом феке такая попытка могла утаться, но токта люти поялись. «Фыйти отсюта, чтобы сесть пошисненно, как Гесс? – говорили они. – Спасипо, мы уше ситим! Так стоит ли менять место саключения?» А потом… Я ше кофорю, фсё тут пришло в упаток, началась расруха, фее наши силы ухотили на то, чтопы фышить.
– Да понятно всё, – прервал его Сихали. – Наша очередь. Шурка, повествуй.
Белый приосанился и начал долгий рассказ…
3 января, 14 часов 10 минут.
Утром принесли завтрак, продукт местного дрожжевого производства – склизкое белое месиво с комочками, пахнущее мясной подливкой, а на вкус… Интегропища была куда изысканней. Правда, фон Штромбергу позавтракать не дали – увели на предмет подробных консультаций, а вернули уже в двенадцатом часу.
– Покасывал пастору, как фключать кипноинтуктор, – рассказал Гюнтер, – как рекулирофать и настраифать…
– И как? – мрачно спросил Белый.
– А никак! – беззубо улыбнулся штандартенфюрер. – Претохранители перегорели, а бес них кипноинтуктор пойтёт враснос.
– Но Помаутуку вы об этом не сказали? – уточнил Сихали.
– А сачем? – ухмыльнулся фон Штромберг. – Пускай сам тогатается!
– Наш человек! – осклабился ТугаринЗмей и хлопнул новоберлинца по плечу. Тот присел.
До обеда узники сидели, лежали, болтали, объясняли Гюнтеру на пальцах суть Мировой Сети и устройство фотонного привода, а сразу после обеда Тимофея вызвали на допрос.
Двое «чернецов» шагали впереди него, двое стерегли сзади – никуда не денешься. У каждого по кобуре справа и слева – восемь стволов на одного. Перебор.
В большом кабинете, куда привели Брауна, всё дышало стариной – мебель, гобелены, картины – Адольф Гитлер вполоборота, Адольф Гитлер анфас, радостные крепыши из гитлерюгенда обступили фюрера и ловят каждое его слово, внимают с открытым ртом… Соцреализм.
За большим письменным столом сидел Помаутук, брезгливо перебирая пожелтевшие папки с делами.
– Добрый день, генрук, – приветливо сказал пастор, не поднимая головы. – Присаживайтесь.
Сихали непринуждённо расселся на потёртом диване, заметив, что охранники не покинули кабинет – чаплан принимал меры предосторожности.
– Для чего вы всё это затеяли? – с любопытством спросил Браун. – Я даже не вспоминаю о том, как вы нас подставили, как обманули доверие, это всё пустяки, дела житейские и понятные – подлец, он и в АЗО подлец. Но чего для?
Джунакуаат захлопнул папку и сложил руки на столе.
– На «подлеца» не обижаюсь, – сказал он, облизывая губы, – как вы совершенно правильно заметили, это мелочи. Для чего… Могли бы догадаться, я был с вами довольно откровенен!
– Хотите изменить мир?
– Мир таков, каковы люди в миру. Моя цель – изменить человечество! Никто даже не заметит перемены, просто однажды – и очень скоро! – включится гипноиндуктор, покрывая психоизлучением весь земной
– Захочу, пожалуй, – сказал Сихали задумчиво, – если вы, конечно, отобьёте мне память, и я стану, как все, куклой, живым манекеном, чучелом праведника! А иначе я буду помнить, что вокруг не живые люди, а биороботы, запрограммированные на любовь.
– О, эти доводы я слыхал не раз, – отмахнулся Помаутук. – Видите ли, вы не в том направлении думаете, не так решаете эту сложную моральноэтическую задачу. Понимаете, человечество никогда не достигнет духовного благоденствия естественным путём. Никакое воспитание не поможет изменить человеческое мировоззрение, не сможет искоренить мещанство. Маленькому человеку до лампочки ваши порывы с идеалами, ему хочется лишь пить, жрать и трахаться. Всё! Что вы ему предложите взамен? Интересную работу? А для него любой труд – в тягость! Любовь? Маленький человек ищет только секса. Будете прививать ему духовные потребности? А с него довольно танцулек и слащавых шлягеров. Увы, дорогой мой генрук, вам никогда не победить маленького человека. Нет, дух одолеет плоть лишь тогда, когда «Чёрное солнце» зальёт своим незримым светом весь земной шар!
– А потом? – спокойно спросил Браун.
– Что – потом?
– Ну вот вы всех обратили в высокодуховных хомо новусов. А дальше? Люди не врут, отлично. Но тогда замрёт и выдумка, всякая фантазия исчезнет из обихода, отомрёт литература, живопись, театр. Люди перестанут проявлять агрессию? Замечательно! Но и подвигов вы тогда тоже от них не добьётесь. Никаких самопожертвований, самоотверженных спасений больше не будет. Человек утратит эгоизм, себялюбие, жадность? Превосходно! Но тогда откуда в этом вашем дивном мире возьмётся человеческая личность? Ведь она индивидуальна и требует приватного пространства. Короче, знаете, что будет потом? Человечество выродится, люди станут безликими особями, интегральными единицами коллективного разума типа роя, где вам, пастор, будет уготована роль матки, а ваши паладины превратятся в собак при добром пастыре. Кстати… А группа «Чёрное солнце» – это не ваша ли банда?
– Моя, – усмехнулся Джунакуаат. – Но почему же сразу – банда? Не вас ли спасали мои, как вы выразились, бандиты? Поверьте, мои ребятки ни разу не проявили жестокость ради жестокости.
– А вы?
– Что я? Жалость мне присуща, но – в меру.
– Что же вы своих не пожалели тогда, в МакМердо, когда сбивали птеробус?
– Суровая необходимость, – тонко улыбнулся пастор.
– Аа… Припоминаю, как же… Цель оправдывает средства?
– В моём случае – несомненно. Те, кого вы прозвали «шварцами», просто охотились – за спецами по волновой психотехнике, за ценной и секретной аппаратурой… Вы же понимаете, мнето незачем попадать под излучение, я и так свят, хехе…