Гарь
Шрифт:
— Пить, — хрипло пробормотал Гран, выполняя план.
— А потом? Ты останешься?
— Не знаю.
На кормушку за окном сели несколько синичек. Деловито осмотрели угощение, потом начали обедать. Кабачок тут же навострил уши, утробно заворчал и принял боевую стойку. Зрачки его сузились, хвост ходил туда-сюда.
— Сними его, — попросил Гран. — Его удар о стекло ни он, ни я не выдержим.
Анжей перехватил возмущенного кота за пузо, опустил вниз. Кабачок злобно глянул на хозяина, а затем со всех лап бросился на улицу. Лёгкое головокружение настигло Анжея, когда он наклонялся — пришлось опереться на стойку.
— Может,
— У тебя есть ещё вино?
— Неужели ты уже выпил то?
Гран демонстративно перевернул пустую бутыль вверх дном. Анжей начал подозревать, что то, что баш не поднимается со стола, это не блажь, а необходимость. И всё равно колебался, но всего минуту, пока в его руках не очутились две бутылки мандариновой настойки.
— Если ты не сядешь — захлебнешься, — сказал он.
— Не переживай, это меня точно не убьет.
Лёгкая тошнота подступила к горлу Анжея. Чтобы не терять хрупкую нить диалога, продолжил спрашивать:
— Что было у тебя за почти-декаду?
— Дни сменялись днями, ночи сменялись ночами, а сезоны вообще не менялись. Твоя “декада” для меня — всего лишь миг. Это ты так любишь лелеять время, для меня оно не важно, мой милый мальчик.
— А мне — важно, — разозлился Анжей. — Потому что всё это время я ждал, пока ты вернёшься!
Гран повернул к нему удивленное лицо. Затем перевернулся на бок и, подложив руку под голову так, словно собирался тут и уснуть, спросил самым непосредственным тоном:
— Зачем же ты ждал, если знал, что я не вернусь?
— Потому что ты не сказал, что не сделаешь этого!
— Что?..
Анжей вскочил. Влияние настойки усугубило ту искру, что тлела в нём годами, но всё же он не позволял себе разбушеваться, хотя и стал под цвет своих волос: алым внутри, и снаружи.
— Неважно, Гран! Ты прав, неважно! Тебе хорошо жить, наплевав на других, хорошо поиграть и выбросить, а представь, как это было для меня? Ты можешь хотя бы попробовать? Можешь вообразить, каково это, когда дают крупицы надежды, а ты всё ждёшь и ждёшь, ждёшь и ждёшь, как собака на привязи и понимаешь, что это глупо, нелепо, а всё равно ждёшь! И вот теперь… дождался. Спустя столько зим дождался и…
Не договорил. С последней фразой огонь погас, словно его окатили водой из ведра, а шипение и пар обратились стыдом. Анжей устыдился своего ребяческого поведения — вздумал высказывать детские обиды на того, у кого только что сгорел дом и погиб народ.
А “тот” сел с видимым усилием и замер, опустив голову. Волосы падали ему на лицо. Анжей сделал глубокий вдох, восстанавливая себя.
— Прости. Мне не стоит пить. Ты можешь жить тут. Я буду рад. Анна вряд ли будет счастлива, но всё равно уедет весной.
— Все вы верите в сказки, — невпопад ответил Гран. — И всегда мы вас разочаровываем.
С удивительной повторностью король скрылся на печке прежде, чем Анжей успел уточнить смысл предложения. Оставалось только думать и собирать пустые бутылки.
Глава седьмая. Дровосек. Анна
Тёплый кофейный пар вихрями вырывался из фляги. Овечка сидела на пристани, наблюдая за бушующим морем, слушая его сонное зимнее бормотание, впитывая его в себя: волны, мерный рокот, глубокую синеву, кудрявую молочную пенуи абсолютную, всеобъемлющую свободу. Солёный
На волнах, почти у самого горизонта, покачивалась уплывающая “Чайка”. Жем, весь укутанный в шремы (штуки три, не меньше!), одинокой фигуркой махал ей с палубы.
Подняв ладонь высоко-высоко, Чёрная Овечка помахала ему в ответ, не зная, видит он или нет. Затем запустила руку под свитер и сжала амулет.
Удача сработала! Не даром она потратила пару монет в Чайгре, чтобы купить у местной ведьмы эту волшебную побрякушку.
Конечно, сработало ещё немало факторов: и её харизма, и нужда Шема в древесине, и скорость Бузины, и нехватка леса за проливом, и зимние холода, и величина владений Анжея, но возможно (возможно!) все эти нити так красиво и удачно переплелись, только благодаря амулету.
Чёрная Овечка заплела косичку в той пряди, которая всё время била в глаза по прихоти ветра. Затем встала, отряхнула штаны от мелкого песка и поднялась к столбикам, где её смирно ждала олениха. Пристань была почти пуста — море грозило непогодой и выйти в плаванье готов был только самоотверженный капитан Шем.
Овечка собралась домой, она страшно утомилась мотаться из деревни в деревню, клянча работу. Сейчас же ей не терпелось поделиться с братом хорошей новостью.
Напоследок она посмотрела на скалы, надеясь увидеть там стройную фигуру похителя колокольчиков, но Орсин не хотел показываться, а может вообще ушёл куда-нибудь. Пожав плечами, Овечка направила Бузину в сторону дома.
Лёгкой рысцой, пересекая улочки деревни, думала о том, как хорошо, что всё наладилось. Конечно, придётся ещё много поработать: договориться с этими бандитами, помочь Анжу всё распланировать, самой не бросать идею быть почтальоном, но всё же это мелочи — у них будут деньги, у них будет дом! И она сможет ухать весной с чистой совестью.
Из-за покосившегося зелёного забора высунулся длинный нос баб Заны — всеобщей бабушки деревни, для который всякий моложе шести декад был внуком или внучкой, а, следовательно, должен был быть накормлен, напоен и согрет. Именно она дала когда-то ей кличку “Чёрная Овечка”, наблюдая, какие бесчинства творит девочка, выдвигая себя на роль лидера белокурых и голубоглазых, а, главное, когда-то послушных детей.
— Горит Маяк, Чёрная Овечка, возьмешь яблоки? — прошелестела она, ласково улыбаясь и протягивая кулёк.
— Конечно, ба.
Овечка приняла подарок.
— Спасибо огромное.
— И брату своему оставь, пусть кушает и растёт!
— Да куда уж ему расти, скоро под два метра будет!
— Разве? Ну и ну. Совсем запамятовала, я его до сих пор вот таким помню!
Она показала рукой примерный рост Анжея декады две назад. Овечка рассмеялась, пообещала привести как-нибудь его и показать прогресс взросления и, пришпорив Бузину, поехала дальше. Оказавшись на достаточном расстоянии от бабы Заны, скормила одно яблоко оленихе. Настроение у Овечки было замечательное: песенка насвистывалась сама собой, неудачно подстраиваясь под тон птиц, падал лёгкий снежок, не тающий на шерсти Бузины и оседающий на варежках. Дорога петляла через знакомый лес и волей-неволей воспоминание о Жатве настигло, когда Овечка доехала до того самого валежника. Именно под ним сидел Гран целую вечность назад.