Гарь
Шрифт:
Глаз-Берёзы всегда пугали Лину, хотя она бы никогда в этом не призналась.
До этого она не знала ни одного человека, которого бы они не ужасали, но барону, видимо, нравились. Михалина терпимо относилась к странностям людей, но добровольно согласиться, чтоб на тебя пялились десятки чёрно-белых зрачков — это было выше её понимания.
Лакей встретил их вежливым поклоном.
— Горит Маяк! — поприветствовал он их. — Барон Стеван ждёт вас в зале. Предлагаю всем… важным персонам проследовать за мной, а… кхм, остальные могут пройти в общую
Дружина, которая явно относилась к “остальным” облегченно вздохнула и, получив разрешение от дяди, направилась на ужин.
Михалина, Алех и Агатош проследовали за лакеем, огибая Глаз-Берёзы. Они вошли в черный зал, пересекли коридорчик, украшенный картинами с изображением Маяков и драконов, потом свернули, снова свернули и остановились перед такой же чёрной дверью.
— Снаружи терем казался меньше, — шепнул Лине Алех.
Она кивнула.
Чёрная дверь отворилась.
Зал представлял собой небольшую серокаменную комнату с четырьмя Глаз-Берёзами по углам. В центре стоял тяжелый дубовый стол, накрытый изумрудным бархатом, стулья вокруг были под стать. В дальнем конце комнаты горел камин, отбрасывая рыжий отблеск на коллекцию мечей, развешанных по стенам вместо картин.
За столом сидел мужчина, очевидно сам барон. Крупный, белокурый, с густой рыжей бородой, он задумчиво поигрывал резным кинжалом — прокручивал его на столешнице. Одет он был в зелёный камзол с золотыми вставками, смотрел на гостей с улыбкой на губах, но так, что все понимали: он в этом доме хозяин.
— Горит Маяк! — сказал он дружелюбно. — Присаживайтесь, я так рад вас видеть! Ешьте, пейте. Княжна, как вы выросли! Я приезжал на смотрины к вашей покойной матушке, вы тогда только-только родились — были совсем крошкой, одни глаза из пелёнок были видны!
Лина сдержанно улыбнулась и села вслед за дядей за стол.
— Благодарю вас.
— Агатош, а ты-то вообще не изменился. Всё такой же вояка, да? Помнишь, как мы с тобой ходили на бои на задворки “Кудесника”, а? Впрочем, это не при княжне, верно… В любой случае, жаль, что столько зим не виделись.
— Мне тоже жаль, Стеван. М, но мы увиделись сейчас.
— Спасибо Мотыльку за это, — серьезно кивнул барон, а затем повернулся к Алеху: — Вас, молодой человек, я не имею чести знать.
— Это Алех. Моя правая рука, — представил дядя “молодого человека”.
— Пусть Маяк освещает ваш путь, — слегка поклонился Алех.
— Взаимно-взаимно… угощайтесь, согревайтесь, о делах — потом! — махнул Стеван рукой.
Стол был завален яствами: запеченный кролик с овощами, фаршированные грибы, фрукты, сладкие пироги, терпкое вино, мясные орехи и нарезка из сыра и окорока. Алех галантно положил Лине в тарелку столько, что мог бы накормить всю дружину. Она сидела и аккуратно ела гриб, помаленьку обкусывая его со всех сторон, пила разбавленное вино и слушала, как двое мужчин горячо обсуждают прошлые победы и приключения.
Какое-то время они наслаждались едой и теплом. Лина всё
— Я волновался за вас тогда, во время переворота, — пробасил Стеван. — Мы все думали, что девочка мертва, а от тебя ни слуху, ни духу.
— Будь моя воля, все бы думали так подольше.
Стеван пожал плечами, яростно откусывая кусок мяса с кости. Дядя пригубил вино.
Михалина украдкой косилась на барона, гадая, согласится ли он присоединиться, но каждый его вздох, каждый смешок, каждое движение сеяло сомнение в ней. Слишком уж он был радостен — так не радуются люди, согласные рискнуть всем.
За стенами комнаты, где-то в чреве терема, послышалось хоровое пение дружины.
Барон опустил голову, замер на несколько секунд, потом ударил кулаком.
— Не так всё должно было быть, Агатош, не так! Но что уж теперь поделать…
— Поэтому я и приехал к тебе, Стеван. Чтоб что-то поделать.
— Да, — барон откинулся на спинку кресла, — я знаю про твою дружину. Про твою… революцию. Хочешь правду, Агатош? Вижу же, что хочешь, но боишься, но я твой друг, а какой друг правду скроет? Так вот — не нужна твоя революция, никому не нужна, она и тебе не нужна, и княжне юной.
Алех подался вперёд, сверкая тёмными глазами:
— При всём уважении, барон Стеван, но революция нужна жителям Папоротников. На них накладываются налоги, условия жизни…
— Я не с тобой разговариваю, мальчик! — громогласно отрезал барон.
Дружинник замолк, поджав губы и хмуро глядя на хозяина исподлобья. Лина глянула не него мельком, а затем выпрямилась, всем видом показывая, что полностью участвует в обсуждении и себя так осадить не позволит.
Ей бы очень хотелось, чтобы дядя заступился за Алеха, но тот даже головы не повернул.
— М, я бы хотел выслушать твою точку зрения, Стеван.
— Я лишь говорю о том, что прошлое ужасно, мы этого не изменим, и то, как обошлись с вашей семьей… я бы никому такого не пожелал. Но ты жаждешь повторить историю, закольцевать её.
— История и так бесконечно закольцована. Люди рождаются и умирают.
— Да, но сами. Сами! Никто не приходит к ним с войной, не начинает убивать.
— Я не хочу убивать людей, Стеван, — голос дяди стал каменным. — Я никому не желаю зла. Я просто хочу вернуть справедливость.
Барон приподнялся и потребовал ещё вина. В коридоре послышалась суета и через минуту явился лакей с новыми бутылками, откупоривая их на ходу. С щедрой руки хозяин разлил всё гостям, вдохнул и продолжил разговор:
— Ещё раз говорю, Агатош: я понимаю тебя. Я просто пытаюсь сказать тебе, что твоя революция несостоятельна. Заключи мир. Выдай Михалину за княжеского отпрыска, будут жить-поживать да вместе на троне сидеть.
Тут Лина не смогла сдержать свой голос:
— При всём уважении, баран Стеван, но не надо меня никуда выдавать. Я не племенной олень, не придаток к трону. Я хочу вернуть свой дом сама.