Гарь
Шрифт:
— Ладно, тогда можно.
Анжей опёрся коленом об шесток и заглянул на лежанку.
На этот раз Гран лежал к нему лицом, но всё ещё в позе замёрзшего кота. Выглядел он гораздо лучше: бледная кожа перестала отдавать трупным оттенком, а взгляд приобрёл осмысленность. Он поглаживал Кабачка, который блаженно закрывал глаза и прижимался тёплым боком к животу баша.
Смотрел Гран на Анжея почти не моргая и не улыбаясь. Пришлось брать инициативу в свои руки:
— Как твоё плечо?
Баш кивнул вместо всех объяснений. Анжей подавил вздох.
— Ты хочешь
— Да.
— Тогда спускайся с печи, тут не развернёшься.
Анжей бы точно не развернулся, разве что пластом лежать, как мёртвая рыба. Слез вниз, положил остатки завтрака (оладьи с сыром и беконом) в тарелку.
— Это ты взял вино?
— Да.
— Может, ты хочешь чаю или кофе?
— Нет.
Анжей поставил посуду на стол, наблюдая, как друг возвращается из печки в мир живых. Одежда оказалась ему велика: рубаха то и дело соскальзывала с плеча, а штаны вот-вот грозились упасть, хотя и были перетянуты верёвкой на бедрах.
Двигался Гран непривычно медленно, но больше от бережно сжимаемой им бутылки вина, чем от усталости.
— Можно посмотрю твоё плечо? — спросил Анжей.
Получив согласие, аккуратно отодвинул ткань рубахи, обнажая кожу. Анна была права: заживало достаточно быстро, но в том, что никаких следов не останется, уверенности не было.
— Ты мне расскажешь, как так получилось? — спросил он, усаживаясь за стол.
Гран сел напротив, сделал такой щедрый глоток вина, что Анжей забеспокоился за последствия.
— Может, водой разбавить?.. — предложил он.
Гран отказался. Он выглядел крайне угрюмо, безыдейно тыкал вилкой в омлет и смотрел куда-то в подпространство между столешницей и солонкой. Его состояние было прекрасно понятно Анжею: умом он его принимал, сутью — сопереживал, но та самая щепотка раздражения никак не хотела покидать его душу. Пытался уговорить её — свою злобу — что не время разводить расспросы, демагогию, не время тормошить и допытывать, но злоба кусала его в ответ ядовитыми зубами, рыча “разве ты не заслужил хотя бы диалога за свои зимы ожидания?”. Анжей старался ей не поддаваться, но и молчать больше не мог. Нырнул под стол, достал бутыль медовухи, спрятанную там на случай, если лень будет спускаться в погреб и открыл. Протянул бутыль через стол. Гран усмехнулся и чокнулся вином. Звонкое “дзинь” знаменовало новую ступень.
— Расскажи мне, что случилось. И поешь, пожалуйста.
Взяв омлет пальцами, Гран откинулся на спинку стула. Светлые волосы забавными вихрами легли на его макушке.
С неохотой прожевав кусок омлета, Гран отложил вилку, посмотрел в окно.
— Я вечность не видел снега. Какой он яркий.
— А в прошлую Жатву?
— Тогда видел, да.
— Так это не вечность. Десять зим.
— Десять зим не видел снега. Так лучше?
— Немного. Звучит менее… безысходно.
Мимо окна пролетела синица. Села не веточку, суетно огляделась, упорхнула.
Анжей сделал щедрый глоток медовухи. Терпкий напиток обжег горло.
Стало чуть легче дышать.
— Что случилось с островом Цветов?
— Он сгорел.
— Как?
— Я
— Как это, “красные псы”? — удивился Анжей.
— Собаки. Красного цвета собаки.
— Нет, я это понял, но можешь подробнее?..
— Ну, вот как твоя, — Гран указал на Яблочко. — Только без шерсти и без глаз. И тощая. И красного цвета. И больше.
— Ну да, очень похоже, — рассеянно пробормотал Анжей, представив себе это чудовище.
— Они пришли ночью, я даже не понял, как, откуда. И даже не проснулся, меня разбудили. Они просто появились, в один момент проскользнули мимо деревьев, какие-то пошли во дворец, другие в лес, третьи в сад. Их было много, очень много. И сначала они ничего не делали, просто стояли, даже не смотрели, глаз-то у них нет.
— А что у них вместо глаз?
Баш задумался на секунду. Съел ещё кусок.
— Кожа? Не знаю, это или кожа, или шерсть такая.
— Ага.
— В общем, потом они напали на деревья. Сначала мы посмеялись: слепые собаки кусают брёвна! — но потом поняли, что с каждым укусом деревья начинают гореть. Сначала вроде бы незаметно: медленно тлеют, но затем загораются. Там были… пожары, в разных концах острова, но собаки всё нападали и нападали. Я зарубил одного пса мечом, но их было так много, надо было тушить огонь…
Он замолк, уставился на снег. Потом сделал большой глоток вина.
Анжей тоже выпил. Красные псы мельтешили у него перед глазами, поджигали всё вокруг.
— Но баши, — сказал он. — Я думал, они умирают только от железа. Разве нет?
— О нет, мы успели очень быстро понять, что и горим изнутри мы неплохо, — усмехнулся Гран. — И мы горим, и остров горит, цветы горят, всё горит, ха.
Голос его дрогнул. Новый глоток.
— Только море не горело среди всего этого пламени, да вот только лес между водой и нами горел, — в голос его закрался смешок. — Сложно пройти к морю сквозь огонь, кто-то попробовал, но не преуспел. Ну, и псов кто-то попытался побить палками, но знаешь, что? И палки горят! Удивительно, правда? Только железо не горит. Железо плавится. Прямо на Бетфорда расплавилось кстати. Мой меч разрубил трёх псов и погиб на лице Бетфорда, я даже не понял, как он оказался под ним.
Следующим глотком он опустошил бутылку, и Анжей протянул свою, подавив в себе желание обнять друга.
Анжей всегда обнимал людей, когда видел, что им плохо, это был его способ утешать и ограждать от бед, и, по его мнению, работал он гораздо лучше, чем фразы вроде “ну, всё будет хорошо”. Тут-то явно всё хорошо не будет. Можно было лишь представить тот ужас, что творился на пожарище.
— Тогда пришлось открыть переход между островом Цветом и Калахутом, — Гран всё ещё смотрел в окно. — Да только до Жатвы сделать это почти нереально, мне ещё повезло, если про это всё вообще применимо такое слово, что время почти подошло. Но… в общем, пришлось кое-с-кем договориться и отдать почти всё, что было у меня, чтобы это произошло.