Гарь
Шрифт:
Овечка нахмурилась. Ну да, точно. Анжей мог сколько угодно говорить о том, что его друг, король башей, хороший и замечательный, и ничего плохого не хотел, но впечатления об их первой встрече это скрасить не могло. Она не могла ему поверить, да и не очень-то хотела. При всей любви к брату, он — именно тот человек, который прожил довольно долго среди волшебных существ, и который довольно плохо ориентировался в реальности. Даже до своего пребывания на острове Цветов он был чудным, а уж после… Сколько раз Овечка пыталась показать ему красоту их настоящего
Начав злиться, она пустила олениху галопом. Звон колокольчиков мерно отбивал каждый скачок.
А сколько раз она пыталась познакомить Анжея хоть с кем-то! “Анжей, это Спара, посидите с ней?”, “Анжей, это Гретина, покажешь ей ферму?”, “Анжей, это Георд, он умеет охотится!”. Но всё время, пока у них были гости, он всё сидел, уставившись в стол, а потом извинялся и уходил работать. Никакой благодарности к её попыткам наладить его жизнь он не испытывал, лишь упивался собственным одиночеством да выхаживал очередную кошку. Один только раз жил с девушкой, кажется, Зидой, но и то недолго: Овечка её в глаза не видела, лишь слышала рассказы.
Зато теперь он нашёл себе нового раненого зверька и будет с упоением его выхаживать, откинув из жизни всё остальное! Пригрел змею на груди…
У самого дома затормозила. Она накрутила себя и сейчас ей надо было выдохнуть, чтобы не вывалить на брата всё свое недовольство. В конце концов, она приехала с хорошими новостями, а уж то, что поток мыслей умудрился её разозлить — это совсем не вовремя.
Спрыгнула с Бузины, слепила несколько снежков и с упоением швырнула их в ближайшую сосну. Снаряды разлетались на сотню осколков, и Овечка чувствовала, как вместе с этим уходит её раздражение. Спустя несколько минут, окончательно выдохнув, вновь оседлала олениху и доехала до дома под лай собак.
Завела Бузину в стойло, сняла седло и вошла внутрь.
Только оказавшись в знакомом тепле, пахнущим тёплым деревом и едой, почувствовала приятную последорожную усталость, и, распихав все любопытные носы, разделась, а затем сразу же отправилась на кухню, чтобы там сесть и больше сегодня не двигаться.
Так и сделала. На кухне, при свете сумерек, сидел за столом её брат, уронив голову на руки. Она было подумала, что он спит, но при звуке её шагов Анжей тут же вскинул голову. Волосы его смешно растрепались и горели в закатных лучах, а заспанный взгляд блуждал. Под столом покоились целые ряды пустых винных бутылок, а характерный запах свидетельствовал о праздненстве.
Овечка присвистнула, откинув прядь.
— Ну ничего себе ты разошёлся! Ты же знаешь, что праздник Мёртвой Метели ешё не скоро, или ты что-то другое решил отпраздновать?
— Нет, — сказал Анжей сипло, — мы не праздновали…
Овечка глянула на печку, пытаясь разглядеть вторую половину этого “мы”, но сверху на неё смотрел только недовольный кот. Анжей попытался встать.
— Я приготовлю тебе бутерброд, ничего другого не успел…
— Сиди, грусть! —
Анж не стал сопротивляться.
Набрав в чайник воду, поставила его на огонь, вытащила вчерашний хлеб и окорок с сыром из погреба. Подумав немного, достала помидор и срезала салат с подоконника. В отличие от брата, с готовкой она справлялась быстро, но изысками её блюда не отличались.
— Так, я делаю на всех, — заявила она. — Он вообще ест?
— Ест.
— Ладно, тогда три бутерброда. Приготовься быть поражен национальным блюдом Чаячьей Бухты!
— Так мы же и так в Чаячьей Бухте…
— Про то и речь!
Чёрная Овечка подкинула дрова в печь, налила три чашки чая, поставила на стол и вернулась нарезать хлеб, попутно рассказывая:
— В общем, я договорилась с Шемом, он сказал, что через пролив, в Гальчике, запустение, в смысле, там леса нет, им до леса почти день пути, одни поля. Они возят древесину из Ньрёжка, но тут получается, что от Бухты им ближе, но там же у нас почти не продают древесину на вывоз, а так: срубили — растопили. Вот мы с Шемом и договорились, что дрова будем поставлять мы: ты и я — Шему, он — в Гальчик, деньги пополам. Сейчас зима, спрос будет хорошим, плюс я буду почту из Подлипок возить, с такими темпами накопим быстро.
Анжей перемешивал сахар в чае, бесконечно кружилложкой, то и дело задевал стенки чашки. Он хмурился: явно обдумывал вариант. Овечка прикусила губу, чтобы снова не начать ругаться на его медлительность — с её-то точки зрения всё было ясно, как Маяк, оставалось только радоваться и идти рубить первые деревья. Но брат мог взвешивать что-то в голове до самого утра, такой уж нрав.
— Вы будете убивать лес?
Голос появился из ниоткуда, и Овечка аж подскочила от неожиданности, сжав нож в кулаке. Целая секунда потребовалась, чтоб сообразить, что это говорит Гран с печки.
Он лежал на животе, подперев подбородок ладонями, смотрел с любопытством. Выглядел он гораздо лучше, чем вчера.
На какое-то короткое мгновение Овечке стало не по себе: она и забыла, какие у него глаза, как у короля Вьюги из старой сказки. Но стушеваться не могла, а потому гордо вскинула подбородок, задрав нос и прикинув, железный или стальной нож у неё в руке, а если стальной — ранит ли сталь баша так же хорошо, как и железно?
— Мы не будем убивать лес, мы будем срубать деревья!
— Для леса особой разницы нет.
— Вот же ты лицемер, ты же прямо сейчас лежишь на печке, которая топится брёвнами из леса! — разозлилась Овечка.
Гран пожал плечами:
— Мне тоже нет разницы, что вы с ним делаете.
— Тогда чего спрашиваешь так, будто это что-то плохое?
— Просто так.
Издав сдавленный рык, Овечка швырнула бутерброды на тарелку, а тарелку на стол. Села так резко, что пустые бутылки зазвенели. Анжей распрямился, вдохнул, закрыв глаза, зажег свечу.