Гарабомбо-невидимка
Шрифт:
Все побледнели. Гарабомбо вскочил на коня и крикнул:
– Давали вы такую власть Корасме и адвокату?
– Не согласны!
– Повесить выборного!
– Ничего не– знаем!
– Предали нас!
Майор Боденако выхватил пистолет.
– Говорите правду! – сбивчиво начал субпрефект. – Эти сеньоры приехали к вам издалека. Уйдете вы или нет?
– Не уйдем! Не уйдем! Не уйдем!
Гарабомбо почтительно снял шляпу.
– Видите, сеньор субпрефект, община не согласна.
–
Субпрефект побледнел. Голос его стал мягче, словно он умолял.
– Общинники! Я как верховная власть провинции советую вам: согласитесь! Правительство вошло в ваше положение. Вас не просят, чтобы вы ушли сразу. Вам дают трое суток. Никого не накажут. Даю честное слово!
Все молчали.
– У вас дети, жены! Стоит ли платить жизнью за кусок земли? Что тут растет? С майором Боденако шутки плохи. Вспомните селенье Ранкас! Они оказали сопротивление и потеряли все. Зачем это вам?! Вы трудились годами, не рискуйте же ради минутной прихоти! Поймите! Мы ни за что не отвечаем, мы выполняем. приказы!
Майор Боденако поднес к губам черный свисток. Отряд развернулся. Гарабомбо услышал, как у многих стучат зубы.
Педро Марсело, только что женившийся, еще безбородый, вышел вперед. Он дрожал.
– Правда, братцы! Сеньор субпрефект говорит верно! Уйдем по-хорошему! Зачем нам то, что было в селенье Ранкас?
Гарабомбо захлестнула ярость, и он крикнул:
– Почему ты говоришь за нас, Марсело? Хочешь уйти, уходи один. Не зови нас. Так и скажи: «Ухожу!»
Субпрефект погрозил ему рукой.
– Гарабомбо, если что случится, ты один ответишь. Если кто умрет, мы тебя расстреляем!
Гарабомбо снял пончо, свитер, грязную рубаху, рваную сорочку и, голый до пояса, ударил себя в крепкую грудь:
– Стреляйте! – Он повернулся к всадникам: – Занять места!
Кони рванули. Майор опять увидел под пончо какие-то чертовы выступы. Ружья? Он в упор поглядел на де ла Росу. Тот был в форме. Предатель!
– Отступай! Соединимся наверху!
Жандармы, натянув поводья, взлетели на гору. Остановились они высоко на Уагропате. Теперь между ними и общиной лежали тысяча метров суши и недоверия.
Глава тридцатая
О том, как Грегорио Корасма узнал, что адвокаты до добра не доведут
На склоне Испака показалось пятно. Оно росло, то были лошадки, и вскоре общинники узнали черную шляпу с обвисшими полями, ее носил Корасма. За ним ехали восемь общинников Испака, все в толстых пончо. Кричащая и спорящая толпа утихла и стала ждать. Выборный соскочил на землю, он был забрызган грязью, измучен, почти что стар.
– Ну, выселять нас не будут!
Никто ему не ответил.
– В Паско полно военных. Прибыли отряды из
– Кто дал тебе право это подписывать? – крикнул Гарабомбо.
– Они хотели сегодня напасть. Приказ, чтобы не нападали пришел в двенадцать. Не выселят нас силком!
– Кто дал тебе право это подписывать? – снова спросил Гарабомбо.
– Адвокат наш придумал, это такой ход.
– Какой еще ход? – криво улыбнулся Кайетано.
Женщины подходили ближе, собирая камни. Корасма растерялся.
– Да они объявили осадное положение! Префект Корсо сбежал. Всем заправляют военные. Теперь вместо префекта полковник Маррокин. Я сам видел: идут, и с пулеметами. Доктор Мандухалес говорит, надо уйти, пока они не уберутся. Потом мы вернемся! Уберутся они, мы и придем.
Гарабомбо трясло от злости.
– Что для тебя народ, игрушки? Что, по-твоему, люди работу бросили ради прогулки? Сколько мы лет их уговаривали?
– Если мы уйдем, мы не вернемся, – сказал бледный де ла Роса.
– Доктор Мандухалес говорит, если не уйдем, кровь польется.
– Его кровь или наша? – крикнул Мелесьо Куэльяр. – Когда это адвокаты проливали кровь?
– Предатель ты!.. – И Гарабомбо плюнул.
Корасма быстро повернулся, глаза его сверкнули, он схватил хлыст, но подумал и гордо сказал:
– Я трое суток не сплю! Если община думает, я ее предал, что мне тут быть? Не согласны, так я ухожу. Выбирайте другого!
Никто не ответил. Он растерялся.
– Я вас не обманывал, на место это не лез. Вы меня выбрали по доброй воле. Я вам служил. Состарился от хлопот. День и ночь ездил по пампе, уговаривал. А к чему? Чтобы меня оскорблял вор?
Он кинулся на Гарабомбо, ударил его по лицу, и они, сцепившись, упали на землю. Тут их огрел хлыстом Амадор Кайетано.
– Стойте! На нас полиция смотрит, сукины вы дети! Каждую минуту могут напасть.
Старуха Сульписия подняла камень, и другие женщины подходили к Корасме с камнем в руке. Гарабомбо увидел страх на ненавистном лице, обрадовался было, что враг умрет, но крикнул:
– Нет! Не сметь!
Венец ненависти остановился над головой Корасмы.
– Нет, Сульписия! – повторил Гарабомбо и выплюнул зуб. Хуже будет. Давайте пошлем еще кого-нибудь.
– Другого выборного! – крикнул общинник из Чулана.
Корасма опустил голову.
– Выберем, выберем!
Кайетано тут же сказал:
– Предлагайте имена!
– Травесаньо! Эксальтасьон Травесаньо! – закричали все.
Травесаньо не двигался, пока шла свара, но сейчас принялся поправлять шляпу. Спускались сумерки.