Гармония по Дерибасову
Шрифт:
– Вера горами двигает, - прошептала бабка Пелагиада, когда за арбой появился бодрый Осоавиахим, а за ним, чуть приотстав, топали остальные Арбатовы, навьюченные практичными цыганами.
На все попытки задержать ее бабка говорила одно:
– Вера горами двигает, - и так легко отодвигала в сторону весь медперсонал в своем неотвратимом движении к выходу, что опровергнуть ее никому не удалось.
А тем временем на Ташлореченск накатывалась моторизованная колонна. Впереди, дико вращая синим глазом «мигалки», неслись на черной «Волге» Михаил и Санька Дерибасовы. За ними,
Осчастливленный допуском в мужское сообщество и воодушевленный необычностью, даже ненормальностью происходящего, Санька Дерибасов тяпнул так и не выкупленный гидом мегафон, высунулся в окно и проорал:
– Даешь Ташлореченск!
Михаил Венедиктович покровительственно улыбнулся. Встречный ветер дергал Саньку за длинные волосы, и они трепались вокруг головы, отгоняя хоть сколько-нибудь серьезные мысли. На повороте Санька охватил взглядом всю ленту и от восхищения загорланил в мегафон:
Генерал от знаменосца в двух шагах,
Первый полк выходит в красных башлыках!
Ты, Кубань моя, родимая река!
Первый полк выходит в красных башлыках!
Не ромашки зацвели по-над горой -
Это в желтых башлыках идет второй!
Ты, Кубань моя, родимая река!
Это в желтых башлыках идет второй!
В башлыках почти что белых третий полк!..
– Михаил Венедиктович вдернул Саньку в салон и голосом, мутным от поднявшегося осадка воспоминаний, спросил: - Ты чего, тоже стишки сочиняешь?
– Да нет, - приостыл Санька и осторожно пощупал Дерибасова настороженным взглядом.
– Я переделывать люблю.
Михаил Венедиктович отчужденно молчал.
– А это песня Кубанской казачьей дивизии, - объяснил Санька.
– А почему тоже? Разве у нас кто-то сочиняет стихи?
– Нет, - хохотнул подобревший Михаил Венедиктович.
– Но я лично очень верю в наше Назарьино! Это не красные словца, нет! Дай только, Санька, время, и у нас вырастут великие поэты и художники!..
И оба Дерибасова погрузились в свои мысли.
– Что это?!
– изумился молоденький ефрейтор на посту ГАИ у въезда в Ташлореченск.
– С ВАЗа перегоняют. Вишь, блестят, - объяснил старшина.
– Железная дорога, видать, не справляется. Когда последняя пара «Жигулей» - перламутровые и шоколадные - проскочили пост ГАИ, Дерибасов уже приближался к центру Ташлореченска. Он свернул на тихую улочку, ведущую к городской милиции, и она перестала быть тихой. Тихон Назаров остановился и забибикал. Тут же две сотни клаксонов «вишневых» слились в едином реве, поддерживая флагмана.
Дерибасов, как ошпаренный, выскочил из своей черной кастрюли. Затем нырнул обратно и, появившись с мегафоном, попытался перекрыть вой одуревших от безнаказанности уже пяти сотен механических глоток:
–
Но Тихон только постучал пальцем по лбу и что-то крикнул.
– Тихо!!! Здесь роддом!!!
– взревел Дерибасов, срывая железные связки пустившего петуха мегафона.
Вой стал отступать и, наконец, юркнул в клаксон перламутровых «Жигулей» в нескольких кварталах от Дерибасова.
– Мишка! Давай, вертайся!
– мощный рык Тихона преодолел сотню метров.
– Милиция туда, в другую сторону! Я помню!
Дерибасов, ощущавший себя почти городским и знавший о милиции не понаслышке, возмутился:
– Твою память я видел в гробу в белых тапочках! У него, понимаешь, память! А у меня что?!
– А у тебя вся память в язык ушла! Язык длинный, а память короткая!
– рассердился Тихон.
– Память ему моя не понравилась!.. Вертайся назад, а то хуже будет!
– У тебя сомнительная память, - пытался вразумить Дерибасов.
– А у меня твердые знания! А знания - сила, слышал?!
– Кому стоим?
– выкрикнул из девятого ряда Витька Гуров.
– Опять Мишка!
– огрызнулся Тихон.
– Баламут чертов. Ни ума, ни памяти! А гонора...
– Че там, Витька?!
– кричали уже из-за поворота.
– Приехали, что ль?
– Да у Мишки что-то с памятью...
– С памятью что-то, - покатилось дальше.
– Память...
– Память...
– Память...
– Что там стряслось?
– недовольно спросил водитель КрАЗа у шоколадных «Жигулей»,
– Память, - по-назарьински солидно объяснил бухгалтер Андрей Осинов, присоединившийся к колонне главным образом, чтобы навестить учившуюся в университете дочь Зою.
– Я думал, хоть у нас этой сволочи нет. Откуда только повылазили?!
– водитель затейливо выругался.
– Это кто же здесь сволочь?!
– обидевшись за назарьинцев, медленно спросил не похожий на бухгалтера могучий Андрей Осинов.
– Брось, Петр! С этими лучше не связываться, - одернул водителя сидевший с ним в кабине прораб.
– Разгромят машину, будешь собирать до конца квартала.
Примерно такие же разговоры случились почти на всех запруженных блестящими «Жигулями» перекрестках. И тут же от центральной улицы по ответвляющимся зажурчали ручейки слухов.
Ближе к центру говорили о героическом молодом усатом милиционере в штатском, который один задержал целую летящую на демонстрацию колонну. Обогнал их на черной «Волге» и резанул в мегафон: «Я вас всех сфотографировал! Всех теперь знаю, а знание - сила!»
В ответственных же кругах циркулировала следующая информация: утром, с севера, организованно въехали в город на «Жигулях» в сопровождении милицейской «Волги» неизвестного происхождения несколько сотен боевиков общества «Память». Кургузость информации порождала парализующие сомнения. Неясно было, кто и на каком уровне выделил сопровождение и тем самым санкционировал демонстрацию. Каковы требования общества «Память», и что они собираются громить в первую очередь? По кабинетам прошелестел слушок, что все идет в плановом порядке - будут громить зарвавшихся «перестроечников» из народного фронта.