Гармония по Дерибасову
Шрифт:
Ох, не к добру занесло Мишеля в медицинский антураж! Может, и в Дерибасове ненадолго очнулся от спячки таинственный назарьев ген? Недолго еще изгалялся Мишель над сединами дачников.
В проход, распугивая домохозяек, влетел белый «рафик». Щуплый фельдшер и решительный врач пошли на Мишеля. И душа его затосковала.
– Вольно, ребята!
– разрешил озирающийся Мишель.
– Я капитан госбезопасности! Расследую дело о массовом отравлении. А вот мой служебный автомобиль!
– Дерибасов замолчал, почувствовав, что,
– Конечно, товарищ капитан, - заискивающе улыбнулся врач.
– Нас как раз прислали за вами по этому делу. Там случай особо злостного отравления... Садитесь!
– Где ж вы вчера были?
– пугаясь повисшей над ним паузы, потерянно сказал Дерибасов.
– Вчера здесь отравленных много было. Ползали, как мухи, в проходах...
– Извините, - сказал врач, - вчера бензина не было.
– Только я на своей поеду, - строго сказал Дерибасов (мундир не только не надевался, но уже и не снимался).
– Я служебную машину оставить не имею права. Там подслушивающее устройство и засекреченные материалы... И здесь тоже!
– он постучал по плейеру.
– А мы ее запрем!
– объяснил врач.
– Вы же дороги не знаете. Наш шеф так и сказал: капитану Дерибасову приказываю машину запереть и поехать с медицинскими работниками...
Так завершилась психическая атака Михаила Дерибасова на дачников. Мишель уехал с рынка почти как и предполагал - с включенной «мигалкой». И даже с включенной сиреной.
За отраженной психической атакой последовала психиатрическая контратака. В приемном покое, криво обложенном третьесортным кафелем на манер общественного туалета, Дерибасова усадили перед настороженным трепетным созданием в белом халате. Алина Ершова была вся погружена в густой ужас первого дежурства.
Дерибасов не любил насилия, но уважал силу. Мастак поднимать с земли на полном скаку что плохо лежит, он не понимал, как можно идти на танки в конном строю. И когда колесница судьбы залязгала гусеницами, Мишель спешился, юркнул в окопчик и постарался обрести спокойствие снайпера: на первые формальные вопросы отвечал по-военному четко, стремясь казаться даже нормальнее, чем есть на самом деле. И не острил до того самого момента, пока не вгляделся в испуганные, доверчиво распахнутые медовые глазки, пока не заметил в проеме стола трогательно стиснутые тоненькие щиколотки.
Убедившись, что Дерибасов кидаться на нее не собирается, Алина слегка успокоилась и решила перейти на неофициальное общение, в котором пока еще было больше фальши, чем неформальности.
– Так все-таки, Михаил Венедиктович, что случилось? Никак не пойму - почему вы к нам попали?!
Неискушенный в психиатрии, Дерибасов фальши не заметил. Дуло, задержав на нем свой черный зрак, двинулось дальше. И Мишель тоже почувствовал себя в безопасности и тоже решил перейти на неформальное общение, в котором было больше развязности,
– Чтобы пригласить вас сегодня в «Ночное», - шепнул Мишель и вручил визитную карточку.
– Ну-у-у, - укоризненно протянула Алевтина.
– А вдруг вы там вытащите топор и начнете бегать по ресторану? Ну, как на днях по рынку, помните?
– Х-ха!
– сказал реанимированный Дерибасов.
– Лично я считаю, что кляузников надо убивать. А вы? Кстати, девушка, отметьте там у себя, что по рынку я бегал с топором на фоне полного психического и морального здоровья!
– Я не девушка, а доктор!
– отрезала Алина и покраснела.
Дерибасов уже собрался пустить прямиком в лузу очередную напрашивающуюся пошлость, но спохватился и сделал вид, что не заметил «подставки».
– На вас когда-нибудь писали кляузы?!
– спросил вместо этого посуровевший Дерибасов.
– Массовыми тиражами?! Вот я на вас напишу, тогда посмотрим. Может, вы меня маникюрными ножницами резать придете!
– он хихикнул.
Человек - не кошка. Он не умеет втягивать ногти. Поэтому Алине пришлось прятать броский маникюр под стол.
– А зачем вы оборудовали машину «мигалкой»?
– Алина решила умерить диагностическое рвение и не волновать больного разговорами о колюще-режущих предметах.
– Это не я, - объяснил Дерибасов.
– Это всем селом. Дело в том, что я сегодня утром возглавлял моторизованную колонну из пяти сотен «Жигулей». Представляете?! Сначала двести, и все вишневые! Потом желтых штук сто...
– А вот скажите, Михаил Венедиктович, - проворковала Алина, боясь спугнуть дерибасовское откровение.
– Это все вы видели наяву, или, так сказать, мысленным взором?
– Чего?
– спросил Дерибасов.
– Ну, что это было как в жизни или как на сцене? Или еще как-то?
– Это было как в кино!
– гордо ответил Дерибасов.
– Грандиозное зрелище! Без ложной скромности.
– Ну, скромность, - с горечью сказала Алина, - это нынче не модно. А вот признайтесь, Михаил Венедиктович, вы любите быть на виду? Чтобы все обращали на вас внимание?
– Кто ж этого не любит?!
– удивился Дерибасов.
– Так вы ради этого изображали на рынке то капитана, то режиссера, снимающего кино?
Дерибасов возмутился:
– Что я - дурак?! А кто вам это сказал?!
– Ну что вы!
– испугалась Алина, и пресловутая профессиональная улыбка снова попыталась непрофессионально улизнуть с лица. Мышечным усилием Алина водворила ее на место.
– Будь вы дурак, я бы с вами так не разговаривала!
Дерибасов успокоился:
– Ладно. Я догадываюсь, кто. Просто я не люблю, когда меня считают шутом. Капитаном КГБ, скажу честно, врачей хотел напугать, чтобы они не приставали... А кино делал ради коммерческого успеха...
– Ну и как? Достигли вы своего коммерческого успеха?