Гармония по Дерибасову
Шрифт:
Тем временем назарьинцы разобрались, что Мишель перепутал городскую милицию с областной. Наличие подобных нюансов привело к выводу о раздробленности власти в Ташлореченске. Общими усилиями припомнили, что, кроме милиции, существуют еще и другие учреждения, с не до конца ясными функциями.
Короче, Тихон Назаров повел «вишневых» к областному УВД, Федор Назаров повернул «желтых» к областной прокуратуре, «белые» покатили за дедом Степаном в Дом правосудия, а краевед-любитель Осип Осинов погнал «разноцветных» к зданью тюрьмы, представлявшему, помимо прочего, большой исторический интерес.
* * *
Владимир
Жара прибывала. По коже сочился пот. Ивлев проследил как капля стекла по щеке вытатуированной красотки с рыбьим хвостом. На животе остался грязный подтек. К 30 годам своей накожной жизни русалка расплылась, обрюзгла и стала похожа на продавщицу кваса.
Загремела дверь:
– Ивлев! На выход.
– ...Вот ты и упустил свой шанс, Ивлев, - посочувствовал Павел Константинович.
– Другие нам Матвея Дерибасова отдали... Ладно, кури. Сейчас опознавать будешь, но это уже формальности.
– Не буду, - лениво сказал Ивлев.
– Неохота. Мне теперь о душе думать надо.
– О душе тебе думать поздно, - объяснил Павел Константинович.
– Плевать. Только опознавать не стану. Я повернул глаза зрачками в душу.
– Это как?
– хмыкнул Павел Константинович.
– Так мой лагерный кореш говорил. Когда перед ним была противная ему морда. Тонкий был человек - стихи писал, деньги рисовал.
– Да ладно тебе. Все равно его с поличным взяли. Не ломайся. Я передачу разрешу.
– За женой я соскучился, - задумчиво процедил Ивлев.
– Свидание дашь?
– Черт с тобой, - махнул рукой Павел Константинович.
– Я сегодня добрый...
Кроме почерневшего Елисеича, в комнату ввели еще четырех. В двух по хозяйски-спокойным манерам, выправке и стрижкам рецидивист угадал «граждан начальников». Третий был азиат, и Матвеем Дерибасовым оказаться никак не мог. У четвертого были руки бухгалтера.
– Гражданин Ивлев, знаком вам кто-нибудь из этих людей?
– Ну, - буркнул Ивлев, косясь в сторону.
– Вот тот самый здоровый. Ну второй слева. Он мне пушки делал.
– Ты чего, сказился?!
– заревел Елисеич.
– Отродясь пушек не делал! И тебя первый раз вижу! А танки я тебе не делал?!
Потрясенный Елисеич переводил гневный недоумевающий взгляд со следователя на рецидивиста.
– Да ладно, Матвей, - сплюнул Ивлев, входя во вкус подлости.
– Нам-то с тобой чего упираться?
– Ишь ты, сукин кот, - изумился Елисеич.
– И имя мое знает!
– старик даже возмущаться перестал, увлекшись поиском разгадки - как ни крути, выходило, что и дурной человек может быть провидцем.
Назарьинцы, несмотря на повальное здравомыслие, в ясновидение верили. Сам Назарий, по преданиям, едва освоив грамоту, начал читать мысли, причем не только у людей, но и у коров. Свойство это через старшую дочь Ангелину перешло к Скуратовым и таилось в их генах, проявляясь раз в несколько поколений, причем у самых морально чистых, непримиримых, бескомпромиссных и беззаветных особей. На веку Елисеича мысли читала только Марфа Скуратова, во всяком случае у Моти Дерибасова она их считывала саженей с десяти...
Глава 13. Сексуально расторможенный
...Брошенный армией и даже адъютантом, Мишель включил «мигалку» и, наслаждаясь щекочущим холодком страха, поехал на красный свет. Кроме правил дорожного движения, нарушил он и строгий наказ назарьинцев ехать к Дуне и ждать над собой суда. Но иметь собственную «мигалку» и не покуражиться - было свыше дерибасовских сил, и Мишель въехал в ворота рынка.
По широкому центральному проходу он подкатил к сиротливо стоящим у безлюдного прилавка дачникам, удовлетворенно отметил, что после группового отравления Арбатовых шампиньоны дедов не берут даже по цене картошки, немного «помигал» и только после этого вышел сам.
– А я за вами, - сурово сказал он.
– Руки за спину и по одному в машину. А то там вас Елисеич заждался. Во-первых, статья номер... х-ха, ну, клевета. Слыхали? Но это вам так, на закуску. На адаптацию к тюряге. На первые год-полтора.
Дачники испуганно застыли. Дерибасов выдержал эффектную паузу и начал обидно ржать. Поначалу смех был немного неестественным, но потом Мишель вошел во вкус, у него отлегло от сердца, и даже на глазах выступили слезы.
Тем временем юрист, отметив, что в машине никого нет, незаметно исчез.
Дерибасов с большим удовольствием досмеялся и, прежде чем красиво уехать, включив «мигалку», поведал начальнику и шоферу, что четверо из отравленных ими людей скончались, в том числе трое - это двое детей и одна беременная женщина.
К Мишелю потянулись рыночные старушки.
– Да!
– довольно сказал Дерибасов.
– Но это еще не все! Пятнадцать человек уже признаны врачебной комиссией абсолютно негодными к дальнейшей жизни, и трое из них в эти минуты агонизируют со страшной силой! Целый полк добровольцев из числа военнослужащих безвозмездно и бесперебойно отдает кровь жертвам массового грибного отравления. Но, как сказал вызванный по такому случаю из Одессы крупный профессор: «Если это, что ждет тех, кто выздоровеет, вы называете жизнью, то тогда - да, два-три человека будут немножко жить». Это сказало одесское светило нашему главному хирургу. И знаете, что сказал главный хирург, поигрывая скальпелем, пока медсестра вытирала ему слезы тампоном? Он сказал: «Хотел бы я видеть на этом операционном столе того, кто продает такие грибы!»