Гать. Задержание

Афанасьев Александр Николаевич

— Понимаете, Владимир Иванович, что-то в рассказе Лозового не вяжется с теми данными, которыми мы уже располагаем… Мы точно знаем, что фашисты переполошились из-за исчезновения тела расстрелянного курсанта Лося. Иначе бы они не стали проводить операцию «Лесник». Выяснилось также, что в отряд Смолягина приблизительно в одно и то же время попадают два неизвестных человека: Лось и Лозовой.

— Если, конечно, Лось попал в отряд, — негромко вставил Петров. — Точных сведений нет. Даже Дорохов не утверждает, что спасенный им парень дошел до отряда… Мне также кажется, что такой опытный командир, как Смолягин, обязательно бы привлек Дорохова для

опознания спасенного им человека.

— Резонно. Но… продолжай, Андрей.

— Мы знаем, что отряд Смолягина погиб в результате предательства, по-моему, предателя нужно искать среди людей, которые оказались в отряде незадолго до его гибели. Это или Лозовой, или курсант Лось… Могло гестапо для полной маскировки своего агента, по версии Лозового, имитировать расстрел агента?

— Могло. — Росляков встал и прошелся по кабинету. — Такие случаи были… Но здесь нельзя сбрасывать со счетов еще одного свидетеля — Дорохова. А почему фашисты не могли использовать его? Как, Геннадий, думаешь?

— Андрей Петрович верно мыслит, но и не учитывать вашу версию нельзя.

— Тогда будем разрабатывать все три, — полковник поморщился, потирая рукой грудь, — а к Лозовому и Дорохову прошу повнимательней отнестись…

— Владимир Иванович, есть интересные сведения из архивов контрразведки СМЕРШ за 1943 год., — Игорь достал из папки несколько листов бумаги. — Есть сообщение, что контрразведкой СМЕРШ в начале 1943 года обезврежены две группы диверсантов, которые проходили обучение в разведывательно-диверсионной школе Н-125. Интересно то, что контрразведка СМЕРШ обезвредила эти две группы при активном участии бывшего курсанта этой школы — бывшего лейтенанта Красной Армии Сонина Юрия Ивановича, который передал контрразведке словесные портреты, клички, фамилии и приметы шпионов, а в некоторых случаях и предполагаемые маршруты заброски и места их действия. К сожалению, никаких сведений об этом человеке больше найти не удалось…

Росляков и Петров переглянулись, Андрей вскочил на ноги. — Владимир Иванович, а вдруг это Лось?

Росляков добродушно погрозил ему пальцем.

— Не торопись, боец, не торопись… Ты проверял Сонина по архивам Министерства обороны?

— Есть несколько человек, у которых полностью совпадают фамилии, имена и отчества… Даже год рождения.

— Кто из них жив?

— Никто… Четверо погибли в боях за Родину, а пятый умер в 1943 году от ран в эвакогоспитале…

— Личные дела запросил?

— Да, Геннадий Михайлович.

— Владимир Иванович, — Андрей снова вскочил, — этот Сонин, если он Лось, должен в 41-м или в 42-м году пропасть без вести… Ведь как-то он очутился в разведшколе гестапо… Может, он в плен попал… Следы должны остаться в личном деле!

— Соображаешь… Егоров, скрупулезно проверь все факты… Найди этот эвакогоспиталь, где он дислоцировался на день смерти Сонина, где Сонин похоронен, и разыщи сведения, которые он сообщил контрразведке… словесные портреты и все остальное. Это очень важно!

Когда Росляков и Петров остались одни, Владимир Иванович вытащил из стола маленький пузырек и выпил подряд две таблетки.

— Ты бы хоть курил поменьше! Владимир Иванович, пожалей себя-то… Не мальчишка ведь!

Росляков медленно, с вымученной улыбкой растирал грудь.

— Под крышкой отдохнем, Гена. Работать надо… Об одном мечтаю, чтобы сил и жизни хватило всех этих «хлыстов» най ти… Чтобы все предатели свое получили!

— Игорь, — сказал Андрей, входя в комнату, —

спасибо тебе, дед, что моего отца навещал… Вот неладно получилось — только уехал, как он заболел… Простыл, наверное, стоя на балконе. Он, когда меня дома нет, на улицу боится один выходить. Оденется, поставит стул на балконе и сидит, слушает, как машины по улице идут, как прохожие разговаривают… А там сквозняк, понятное дело, вот и простыл. Спасибо, Игорь.

Игорь поднял на него глаза от кипы бумаг, которые он подшивал в папку, и, лукаво улыбнувшись, пробурчал:

— Ишь, спасибо… Спасибом не отделаешься! Беги в гастроном и покупай… коробку конфет Наталье. Мы с ней дежурство установили: пока я с ее Андрюхой вожусь, она по магазинам бегает и по аптекам… Андрюха-то все эти дни у меня дома был. Я его и в сад отводил. Мне что: что одного, что двоих…

Полковник пришел на работу, как всегда, рано. Владимир Иванович любил эти утренние часы в пустом здании управления. Можно спокойно посидеть и обдумать текущие дела, просмотреть бумаги и почту, наметить план на день. И еще любил он достать из портфеля термос и, налив в большую эмалированную кружку крепчайшего кофе, который заваривала ему дочь, медленно попивать его, то и дело ставя кружку на стол для того, чтобы перевернуть лист в большой коричневой папке с документами. Росляков вошел в кабинет, разделся, пригладил волосы и, взяв портфель, подошел к столу. Раздвинул пошире зеленые шторы на окнах, открыл настежь форточку. Вынул из кармана кожаный футлярчик с ключами и, отперев сейф, достал папку с материалами по делу отряда Смолягина. Вечером он, конечно, не успел прочитать ничего и решил заняться этим с утра.

Владимир Иванович отхлебнул кофе из кружки и раскрыл папку. Читал он внимательно, возвращался и по нескольку раз перечитывал уже прочитанное. Дело подвигалось медленно, и он уже дважды подливал себе кофе, несколько раз начинал курить, но, положив сигарету на край пепельницы, забывал о ней, и та гасла, и тогда он доставал из лежавшей на столе пачки новую и снова закуривал.

Раздался телефонный звонок.

— Росляков слушает.

— Товарищ полковник, докладывает дежурный по управлению капитан Егоров.

— Слушаю вас, капитан.

— Только что по городскому телефону звонил гражданин Лозовой и просит его принять по личному делу.

— Кто?

— Лозовой Константин Павлович, — еще раз повторил дежурный и замолчал.

Росляков даже поморщился: несколько мгновений тому назад он как раз думал об этом человеке, и тут его звонок.

— Выпишите ему пропуск, капитан, и пусть кто-нибудь из работников проводит в мой кабинет.

Владимир Иванович задумчиво положил трубку и некоторое время сидел неподвижно. Странное чувство овладело им, совсем как в детстве: малышу загадана загадка, и он чувствует, что разгадка вертится на кончике языка, а отгадать не может.

Полковник не спеша завязал папку и спрятал в стол. Выбросил окурки в урну.

Раздался стук в дверь, и полковник вышел из-за стола.

— Войдите.

Дверь открылась, и в комнату вошел человек в коричневом костюме. Он близоруко прищурился и неторопливо протянул руку Рослякову.

— Лозовой Константин Павлович, учитель истории из пятой средней школы Синельниковского района Днепропетровской области.

— Росляков Владимир Иванович, — полковник жестом показал на стул рядом со столом и, усевшись в кресло, продолжил: — Слушаю вас, Константин Павлович.