Гать. Задержание
Шрифт:
Начальник управления негромко беседовал с Росляковым, то и дело что-то переспрашивая.
— Здравствуйте… Прошу поближе. Начинайте, Владимир Иванович.
Росляков встал и четко доложил весь ход дела, отмечая наиболее интересные детали.
— Так, так… Значит, вы говорите, Владимир Иванович, Лозовой приходил к, вам с заявлением. А до этого он нашел следы партизанки Алферовой. Вы нашли, где проживает Алферова?
— Так точно, товарищ генерал.
Кудряшов встал и открыл папку.
— Когда свидетельница упомянула, что Алферова работала в госпитале, я дал запрос в Центральный архив министерства обороны,
— А ваше мнение, кто предатель?
— Лозовой, — уверенно заявил Кудряшов. — Первое, что меня насторожило, это его удивление, что остался жив еще один свидетель — Дорохов. И только когда Лозовой понял, что Дорохов его не знает, он успокоился. Потом розыск Алферовой… И, наконец, откуда рядовой боец партизанского отряда может знать кличку пусть даже разоблаченного вражеского агента Лесник? Эту кличку могли знать только Смолягин, начальник фашистской разведывательно-диверсионной школы Готт и… сам агент Лесник. Может, поэтому Лозовой при беседе с полковником Росляковым и играл на словах «лесничий» и «лесник».
Росляков подтолкнул локтем Петрова и еле заметно ему подмигнул.
Полковник чувствовал, что ему начинает нравиться старший лейтенант. Пусть еще неопытный, резковатый в суждениях и поступках, но, безусловно, — в этом полковник был уверен — влюбленный в свою новую работу. Владимир Иванович понял и то, что Кудряшова отличало от многих молодых оперработников: умение работать с людьми, умение их выслушать, ненавязчиво и спокойно поддерживать беседу.
— Вы правы, Андрей Петрович. — Голос генерала прозвучал резко. — Дополнительные сведения по Лозовому есть? Доложите.
Воинская служба подтвердилась, место рождения тоже, старожилы деревни по фотографии его опознали. Но странно…
— Не понял, почему странно.
— Я внимательно читал протоколы опознания, товарищ генерал, и мне показалось, что опрашиваемые больше помнят то, что он им привез в подарок после войны, а не его самого. Опрашиваемые — старики. Причем, один из них полуслепой, второй… — Андрей смущенно замолчал, — спившийся тип… Он за стакан водки кого хочешь опознает. Другие жители деревни или приезжие, или молодежь послевоенных годов рождения. Так что опознание нельзя считать верным.
— Согласен. Владимир Иванович, какие меры приняты по отношению к Лозовому?
— Изучаются все связи, по месту жительства установлено наблюдение. Кроме этого, чтобы обезопасить Алферову, дана ориентировка нашим коллегам в Батуми. Я предполагаю, что Лозовой может у нее появиться…
Надо немедленно командировать в Батуми Кудряшова. Пусть он проведет допрос Алферовой в качестве свидетеля и опознание Лозового на месте. Возможно, это и будет последняя точка. Еще что-нибудь есть?
— Разрешите, товарищ генерал?
Росляков посмотрел на приподнявшегося Егорова.
— Перед самым вызовом к вам я получил сведения о Сонине. Самое интересное, что он умер, как значится в документах, в том самом госпитале, где работала Алферова.
— Уж не тот ли это «примак», — задумчиво произнес генерал, — о котором так красочно
— Так точно, товарищ генерал.
До Батуми Андрей летел долго. Самолет посадили из-за метеорологических условий в Сухуми. Часа два пришлось ходить по небольшому двору Сухумского аэропорта и проклинать субтропики. В небольшом кафе Андрей съел жидкий люля-кебаб, который расползся, как студень на сковородке. Народу было много, все были раздражены и зло посматривали на большой громкоговоритель. Очень много было детей. Они капризничали, бегали, дрались друг с другом, тут же мирились и снова дрались. Андрей смотрел на них и вспоминал, как часа за четыре до его отъезда в аэропорт вдруг раздался звонок. Он пошел открывать — на пороге стояли раскрасневшаяся Наташа и Андрюшка.
— Дядя Андрей! — заорал он, бросаясь ему на шею. — А где дедушка Петя?
— Здесь я, шалун… — Отец, шаркая тапками, вышел в коридор и повернул улыбающееся лицо на голос Андрюшки. — Ну-ка, пошли в комнату, я тебе подарок приготовил!
Услышав про подарок, мальчишка рванул в комнату, потащил за руку дедушку Петю, оставив Наташу и Андрея одних.
Здравствуй, Андрюша… — тихо сказала Наташа и о вызовом посмотрела на него.
— Привет. Что это ты на меня так смотришь? — с улыбкой спросил Андрей, принимая из ее рук сумку. — Словно хочешь поцеловать, да не знаешь с какой стороны подступиться…
— Я не знаю? — Наташа гордо тряхнула головой и вдруг неожиданно для себя самой обняла Андрея за плечи и поцеловала прямо в губы и тут же, смутившись своей смелости, густо покраснела.
— Молодец… — только и сумел произнести Андрей, потянулся к ней, но Наташа строго и в то же время шаловливо погрозила ему пальцем.
Часа через два они пошли провожать Андрея на автобус. Шли молча. Андрею вдруг показалось, что между ними появилась какая-то призрачная ниточка из невысказанных слов и мыслей, и он, взглянув на Наташу и встретясь с ее взглядом, нежно улыбнулся и крепко пожал ручонку удивленно посмотревшему на него Андрюшке. Автобус подошел сразу же. Андрей смущенно, словно он в этом был виноват, еще раз пожал ручонку Андрюшке и, выпрямившись, посмотрел на Наташу. Она мгновение колебалась, потом обняла его, еще коснувшись губами щеки, тихо прошептала:
— Приезжай скорее.
Автобус быстро удалялся от остановки. А Андрей стоял и смотрел в заднее стекло на две уменьшающиеся фигуры и чувствовал, что они оба ему бесконечно дороги.
Самолет приземлился в Батуми поздно вечером. Андрей вышел за ворота летного поля и растерянно посмотрел вокруг. Куда идти, он не знал. Кто-то тронул его за рукав.
— Кудряшов?
— Да… А вы, простите, кто?
— Реваз Колидзе. Прошу, Андрей Петрович, в машину.
Они сели в белые «Жигули», которые сразу же сорвались с места, словно пришпоренные. Реваз вел машину классно, на грани, как говорят, «фола».