Гайдар

Камов Борис Николаевич

Неудачной была и вся книга, в основе которой лежала ошибочная концепция, что в случае затеянной Гитлером войны первый же удар нашей авиации по фашистской Германии мог бы мгновенно изменить соотношение сил в нашу пользу (а Халхин-Гол показал: все не так просто!).

Он следил за военной литературой, внимательно изучив книгу генерала Аллео «Воздушная мощь и сухопутные вооруженные силы», опубликованную Воениздатом в 1936 году. В ней крупнейший французский военный теоретик (в преддверии близкого столкновения Франции с Германией) последовательно

разбирал главнейшие военные доктрины.

Касаясь модной теории, что «будущая война неизбежно найдет свое решение в воздухе», генерал Аллео отвечал, «…что это невозможно, если государство, подвергшееся агрессии, не пренебрежет самыми элементарными мерами предосторожности, которые сейчас напрашиваются более, чем когда-либо прежде, если народы хотят жить».

Суждения французского генерала заслуживали внимания еще и потому, что Аллео имел в виду возможного противника не только Франции, но и Советского Союза - поскольку именно фашистская Германия в первую очередь проповедовала «короткость» своих будущих войн.

Заключенный в августе тридцать девятого договор о ненападении он считал простой, возможно, недолгой отсрочкой. Внимательнее, чем когда бы то ни было, перечитывал, подчеркивая красным карандашом свой том Клаузевица. Изучал «Историю древних германцев», пытаясь уяснить для себя истоки прусского, почти «биологического» военного духа.

И опять от исторических и теоретических трудов обращался к «практическим пособиям». Одним из них служила книга майора французского генштаба Армана Мермэ «для военных переводчиков», работающих на разведку. Здесь содержалось много ценных мыслей и практических советов применительно к разведывательной службе, действующей против германской армии.

Видел: война неизбежна. Думал о своем месте, когда все начнется, заново переживая подробности былой своей биографии, особенно если что-то напоминало о ней.

Не так уж давно - пятнадцать лет назад - он по-мальчишески дерзко мечтал стать прославленным полководцем. Чаще других из персонажей далекой истории перед глазами вставал один «крепко любимый человек - это тот самый, о котором писал Стендаль…».

Но теперь о полководческой своей судьбе ему думать уже не приходилось. Ему оставили один только полк - полк его читателей. Возможно, самый большой из всех, которые когда-либо существовали, но и самый необученный. И хотя никаких мандатов и предписаний ему при этом не вручалось, он принял его со всей ответственностью.

Не для красивого же словца сказал он на Первом совещании по детской литературе в 1936 году: «Пусть потом когда-нибудь люди подумают, что вот жили такие люди, которые из хитрости назывались детскими писателями. На самом деле они готовили краснозвездную крепкую гвардию…»

…Давно следил за тем, что писалось о военной подготовке детей. Ему всерьез была интересна история возникновения бойскаутизма, движения, созданного умом и волей Роберта Бадена Пауэлля, британского генерала-разведчика, печально прославленного

в колониальных войнах.

Подобно тому как скаутизм воскрешал некоторые «из рыцарских правил старого времени», в Японии ту же роль играл Бусидо - кодекс древних самураев, который входил в практику воспитания японских детей.

«Пионер» поместил фотографию: японские мальчишки в военной форме, с короткими карабинами, в походной колонне под командой унтер-офицера.

В газетах мелькали снимки: другие мальчишки, только уже в немецкой форме, разбирают винтовку, стреляют из пулемета, ходят на лыжах, кидают гранаты, носятся на мотоциклах, лезут по трубам на второй этаж.

Он думал, что в будущей войне, которая скоро начнется, нашим детям все же не придется воевать.

Для этого есть взрослые. Есть армия. Но ребята, он Точно знал, не захотят сидеть без дела. И дело это им нужно дать.

Мысль о книге, которая должна была научить такому «делу», и не давала ему покоя в Доме творчества писателей в Старой Рузе.

«Если бы ты знала, сколько мук доставляет мне моя работа!
– жаловался в те дни жене.
– Ты бы много поняла, почему я подчас бываю дик и неуравновешен.

И все- таки я свою работу как ни кляну, а люблю и не променяю ни на какую другую на свете».

Какие бывают игры!

В новой рукописи появлялся мальчишка - Дункан. Вообще-то звали его Володя, Вовка. Но в повести все будут звать его по фамилии - Дункан (как в других книгах у него были Чубук и Жиган, Бумбараш и Фигурен).

В повести появлялись также две сестры - Оля и Женя. Их знакомые Василий и Варя. Для чего могли понадобиться Варя и Василий, точно еще не знал. Но почему-то казалось, что особое место в книге займет символика. Пометил:

«…и опять появляется красная звездочка».

Ему пришлось немало погулять по лесу, чтобы сделать следующую запись: «Теперь картина ясней. Ольга Ведет Василия.
– Устраивается вечеринка.
– Василий Приезжает вместе с Варей (или Варя приходит тоже). На вечеринке он получает повестку…»

После этого «Бабка прощается с сыном», то есть Василием. «Вечером возникает.

Тут же сделал другие наброски:

«Коля Колокольчиков: «Давайте в нее (то есть Женю) юанем камнем» .

«Дункан: «Я, Дункан, у телефона… Режь провода», - это когда Женя начнет трезвонить.

«Человек должен быть честен» (это скажет Дункан).

«Ночь… Женя лезет… на чердак - зажигает свечу и вызывает Дункана… Трубку берет дядя. Она хочет повидать… отца… Следовательно, Женя ждет отца. И в тот День, когда Ольга в Москве, приходит телеграмма: стучится почтальон. Никого _нет. Расписывается в получении телеграммы сосед и опускает телеграмму в форточку… Женя перед этим ожидает телеграмму…»

Тогда же придумалась сцена между Женей и отцом, которая стала для него самой любимой в повести: