Газлайтер. Том 27

Володин Григорий Григорьевич

Мерзлотник закатывает глаза, разворачивается:

— Вот на хрена… — бурчит себе под нос. Потом отмахивается: — Ладно. Как хочешь. Пойдёмте уже — быстрее спуститесь, быстрее назад пойдёте.

— Согласен, Мерзлотник, — называю своего вассала по позывному, от чего Михаил тут же морщится. Нечего рожу строить, наследник — мы с твоим батей чего только вместе не хлебнули. Мне можно.

Вон, сам Мерзлотник согласно кивает.

Он ведёт нас вниз, в подвальное помещение под усадьбой. Каменная лестница уходит в темноту — холод ударяет в лицо ещё до

того, как мы добираемся до нижней ступени. На самом дне подвала массивная железная дверь — огромная, промёрзшая до синевы. Из щелей веет стужей. Прямо навевает ностальгию по Антарктиде.

— Филин, вот и наше Ледяное Подземелье, — Мерзлотник тоже обращается ко мне по позывному. — Создано с помощью артефактов добрую сотню лет назад. Здесь всегда минус. Внутри живут аномальные низкоуровневые звери. Не дадут вам спать ни часа, ни минуты. Палатку, горилку, прочие облегчающие жизнь штуки — всё, кроме часов, по правилам запрещено брать. Это ведь не поход, а проверка главы на профпригодность. Идти в самые глубины вам необязательно — можете хоть у двери сидеть до конца третьих суток.

— Понял, — коротко киваю. — Тогда открывай, и мы пойдём.

Мерзлотник сам крутит штурвал запирающего механизма, и дверь распахивается.

— До скорого, Мерзлотник, — бросаю, хлопнув старика по плечу, и Михаил опять злится моего простому обращению с его отцом. Но мне пофиг — мы боевые товарищи, а этого Мишки и рядом не было с нами ни в Хань, ни в Антарктиде.

— До встречи, Филин. Сын, увидимся.

За мной идут Михаил с Василисой. Сбоку — Гепара. Красивая шагает чуть впереди — любит она забегать дальше остальных. Её морда быстро покрывается инеем, но ей всё равно: мех уже проверен Антарктидой — тут детский лепет. Гепара тоже не мёрзнет — я через вассальное кольцо разогнал ей кровообращение, поднял внутреннюю температуру и подкинул энергии.

Ледяной туннель широкий — здесь легко прошёл бы и отряд из пятнадцати человек. Стены покрыты инеем, потолок в узорах, будто кто-то выдувал ледяные кружева. С каждым шагом лёд становится плотнее, толще, чище. Под ногами поскрипывает наледь. Свет, кстати, даёт живой белый мох на стенах — явно приспособленный к холоду.

Справа слышу шёпот:

— Может, тут остановимся?.. — Василиса зябко поёживается, прижимаясь ближе к мужу. — Семён Глебович ведь сказал, что не обязательно идти глубоко…

— Пойдём дальше, — отвечает Михаил безапелляционно.

Я не вмешиваюсь в семейное разбирательство. Конечно, мне самому интересно прогуляться по Подземелью, да только, если честно, жаль бедняжку Василису — потому я бы и согласился остановиться.

Но Михаил почему-то не жалеет свою жену. И как-то это жестоко. Ведь Василиса — не ледовик и не огневик. Нафига вообще было её брать с собой? Ладно, моя Гепара холода не чувствует — благодаря мне. А он что? Морозит свою жену с нефига.

Но я молчу. Смысл уже что-то говорить, когда мы все внутри.

Я просто смотрю, как у неё с каждым шагом тяжелеет дыхание, как пальцы сжимаются в варежках, как капюшон всё

плотнее натягивается на лицо.

Я останавливаюсь резко, будто меня за шкирку дёрнуло. Ментальные щупы, брошенные вперёд, натыкаются на хозяев этого места — за поворотом бегут сразу несколько аномальных зверей.

— Сейчас на нас нападут, — бросаю вслух.

Все тут же замирают. Я активирую теневой доспех — он ложится на плечи мягко, как перчатка, — и одновременно закрываю собой Гепару. Василиса дёргается, паника в глазах, но не медлит — натягивает боевой доспех. Щёлк — и воздушный кокон собирается вокруг неё. Девушка она всё же с выучкой, разве что мерзнет. А шлем у неё интересный — с вытянутым, словно клюв, забралом.

Михаил тоже реагирует: облекается в броню, покрытую инеем. Льдом стягивает плечи, колени, а шлем поблёскивает, как зеркало.

— Гепара, за мою спину, — говорю спокойно.

— Да, Данила Степанович, — послушно откликается мутантка. При посторонних она всегда так — по имени-отчеству. Не жена ведь, а избранница, потому в обществе важно проявлять уважение к главе рода и держать дистанцию. Мои девушки знают публичные границы.

Из туннеля вырываются твари — резкий всплеск шума, щёлк крыльев, визг. Потолки здесь высокие, и в проход залетают птицы с ледяными крыльями, переливающимися, как хрусталь, и с грифоньими головами. Размером — со страуса, а то и крупнее.

Определяю их сразу. Глыбники. Спасибо памяти «зоолога» Дамара — я вытянул это знание, и теперь знаю их повадки и свойства. Опасные твари, но полезные. Их мясо питательное, а внутри у шеи можно найти желейки — субстанцию, что согревает изнутри.

Твари ещё не подлетели, и я первым бросаю пси-гранаты — пятёрку подряд. Психические разрывы глушат половину стаи.

Один глыбник, спустившись и перейдя на бег, уже прыгает на Василису: крылья расправлены, когти вытянуты. Михаил не успевает среагировать. Я двигаюсь первым.

Мгновенно поднимаю каменную стену — она вырастает между Василисой и тварью. Птица врезается в преграду, с хрустом сползает вниз с разбитой головой. Михаил добивает её ледяными пиками. Красивая тем временем рвёт ещё парочку.

Пять секунд боя — и пятнадцать глыбников мертвы.

— Закончились, — бросаю я, просканировав округу.

Михаил подходит ко мне уже без доспеха, явно смущён. Стыд заливает лицо. В глаза не смотрит.

— Спасибо, Данила Степанович, — говорит тихо. — За то, что спасли мою супругу.

Я только киваю. Не придаю значения.

— Надо разводить костёр. А то ваша жена замёрзнет.

Вызываю огневика — одного из легионеров. Он мгновенно материализует пламя, закручивает его и стабилизирует.

Я тем временем снова поднимаю каменную стену — уже за спиной, с загнутым верхом, чтобы отсечь сквозняк и собрать жар внутри. Тепло аккумулируется, воздух становится терпимым. Василиса не выдерживает и подносит руки к костру. Пламя пульсирует, дым уходит в расселину. Хорошая планировка у туннеля — древние Опчикарские умели строить.