Где апельсины зреют
Шрифт:
Наконецъ подъхали къ самой станціи. На двор, ржали лошади, кричали ослы.
LVIII
Станція канатной желзной дороги стояла примкнутой у почти отвсной скалы, покрытой темнобурой остывшей лавой, мстами вывтрившейся въ мелкій песокъ. По скал, чуть не стоймя, были проложены на пространств приблизительно трехъ-четырехъ верстъ рельсы и по нимъ поднимался и спускался на проволочныхъ канатахъ, путемъ пара, открытый вагончикъ на десять-двнадцать мстъ. Путешественники тотчасъ-же бросились осматривать дорогу. Въ это время вагонъ спускался съ крутизны. Визжали блоки, кондукторъ трубилъ въ рожокъ. Глафира
— Фу, какъ страшно! проговорила она. — И не дучи-то духъ захватываетъ.
Передернуло всего и Николая Ивановича.
— Не подешь? спросилъ онъ.
— Да какъ-же не хать-то? Вдь срамъ. Столько времени поднимались на лошадяхъ, взяли билеты, находимся уже на станціи и вдругъ не хать! Вдь здятъ-же люди. Вонъ спускаются.
— Оборвется канатъ, слетишь — бда. И костей не соберутъ, покачалъ головой Конуринъ.
— По моему, по такой дорог только пьяному въ лоскъ и хать. Пьяному море по колно, замтилъ Граблинъ.
— Только ужъ ты, Григорій Аверьянычъ, пожалуйста не очень нализывайся. Вывалишься изъ вагона пьяный, еще хуже будетъ, сказалъ Перехватовъ.
— А ты держи и не допускай меня вываливаться. На то ты и взятъ для компаніи.
— Нтъ, нтъ… Боже васъ избави. Ежели вы будете пьяны, я съ вами не поду, заговорила Глафира Семеновна.
— Позвольте… Нельзя-же для храбрости не хватить. Вдь это какая-то каторжная дорога.
Въ это время спустился вагонъ съ семью пассажирами. Среди пассажировъ находилась и какая-то дама-нмка. Она была блдна, какъ полотно, и сидла съ полузакрытыми глазами. Помщавшійся рядомъ съ ней довольно толстый нмецъ съ щетинистыми усами давалъ ей нюхать спиртъ изъ флакона. Изъ вагона ее вывели подъ руки.
— Вотъ ужъ охота-то пуще неволи! покачалъ головой Николай Ивановичъ. — Ужъ хать-ли намъ, Глаша? спросилъ онъ жену. — Видишь дама-то какъ… чуть не въ безчувствіи чувствъ.
— Да конечно, не подемте, подхватилъ Конуринъ. — Ну ее къ чорту, эту дорогу!
— Нтъ, нтъ, я поду!. Я зажмурюсь во время зды, но все-таки поду, ршила Глафира Семеновна. — Помилуй, нахвастали всмъ въ Петербург, что будемъ на Везувій и вдругъ не быть!
— Да въ Петербург-то мы станемъ разсказывать, что были на самой вершин, что я даже папироску отъ кратера закурилъ. Ты думаешь, они насъ выдадутъ? кивнулъ Николай Ивановичъ на товарищей. — Нисколько не выдадутъ. Вдь и они-же не будутъ подниматься, ежели мы не поднимемся.
— Я поднимусь, сказалъ Перехватовъ.
— И я, и я съ вами, а вы, господа, какъ хотите, твердо сказала Глафира Семеновна.
Посмотрвъ дорогу, вс отправились въ ресторанъ при станціи. Жутко было всмъ, но каждый храбрился. Компанія англичанъ — спутниковъ сидла уже въ ресторан за столомъ и завтракала. Кром ихъ завтракали и еще англичане, пріхавшіе въ другой компаніи, также причудливо одтые. Одинъ былъ въ шотландской шапк, съ зелеными и красными клтками по блому фону и въ такомъ-же пиджак, застегнутомъ на вс пуговицы и увшанномъ черезъ плечо на ремняхъ фляжкой, кожаннымъ портсигаромъ, зрительной трубой, круглымъ барометромъ. Завтракъ былъ по карт. Англичанамъ подавали что-то мясное. Граблинъ подошелъ къ столу, заглянулъ въ блюдо и воскликнулъ:
— Ну, такъ я и зналъ! Баранье сдло съ бабковой мазью изъ помидоровъ. Фу, ты пропасть! Это вдь для нихъ, это вдь для англичанъ. Въ Неапол только англичанамъ и потрафляютъ.
— Да вдь это оттого, что ихъ много путешествуетъ по Италіи, отвчалъ Перехватовъ. — А русскихъ-то сколько? Самые пустяки. Вдь вотъ сколько времени здимъ, а только на одну русскую компанію и наткнулись.
— Плевать мн на это!
Завтракъ
— Пусть спитъ, а мы подемъ на вершину Везувія одни, сказалъ Перехватовъ. — Къ нашему возвращенію онъ проспится. Нельзя его брать съ собой въ такомъ вид. Онъ изъ вагона вывалится. Да вдь и отъ вагона до кратера надо изрядно еще пшкомъ идти. Здсь ему отлично… Въ комнат онъ одинъ. Слуг дадимъ хорошенько на чай, чтобы онъ его покараулилъ — вотъ и будетъ все по хорошему.
— Ужасный скандалистъ! покачала головой Глафира Семеновна.
— Совсмъ саврасъ безъ узды. Видите-ли, сколько я отъ него натерплся въ дорог! вздохнулъ Перехватовъ. — Вдь въ каждомъ город у него скандалъ да не одинъ. Вдь только желаніе образовать себя путешествіемъ, поглядть въ Италіи на образцы искусства и заставило меня похать съ нимъ, а то, кажется, ни за что-бы не согласился съ нимъ здить.
Вошли Конуринъ и Николай Ивановичъ.
— Успокоился рабъ Божій Григорій? спросилъ Конуринъ.
— Спитъ. Да оно и лучше. Съ нимъ просто несносно было-бы въ вагон. демте скорй на вершину Везувія, торопилъ Перехватовъ.
Онъ вынулъ у спящаго Граблина часы, кошелекъ и бумажникъ, поручилъ наблюдать за нимъ слуг и вс отправились садиться въ вагонъ.
— Глаша, Глаша, я захватилъ для тебя бутылку содовой воды. Въ случа чего, такъ чтобъ отпоитъ тебя, сказалъ Николай Ивановичъ.
— Смотри, не пришлось-бы тебя самого отпаивать водой, былъ отвтъ.
— Святители!. Пронесите благополучно по этой каторжной дорог! шепталъ Конуринъ. — И чего, спрашивается, мы лземъ? За свои деньги и прямо на рогатину лземъ.
— Такъ вернись и оставайся вмст съ Граблинымъ, оказалъ Николай Ивановичъ.
Конуринъ колебался.
— Да ужъ и то лучше не остаться-ли? Вдь на тысячу восемьсотъ рублей у меня векселей въ карман. Свержусь, такъ кто получитъ? сказалъ онъ, но тутъ-же махнулъ рукой и ршительно прибавилъ:- Впрочемъ, на людяхъ и смерть красна. Поду. Погибну, такъ ужъ въ компаніи.
— Да полноте вамъ тоску-то на всхъ наводить! замтила ему Глафира Семеновна. — Что это все — погибну, да погибну! — гд-бы бодриться, а вы эдакія слова… Отчего-же другіе-то не погибаютъ?
— А ужъ катастрофа одинъ разъ была, сказалъ Перехватовъ. — Вагонъ сорвался съ каната и вс, разумется, въ дребезги… Я читалъ въ газетахъ.
— Не говорите, не говорите пожалуйста… замахала руками Глафира Семеновна, блдня. — Разв можно передъ самымъ отправленіемъ такія рчи?.. Какъ вамъ не стыдно!
Они уже стояли около вагона. Въ вагон сидли ихъ спутники — три англичанина и англичанка и какой-то пожилой, худой и длинный человкъ неизвстной національности, облеченный въ свтлое клтчатое пальто-халатъ.