Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
«Звучит, пожалуй, гордо!» — это он хотел сказать?
— Я разговаривала и все. Уколы не ставила, капельницы не поправляла.
— И просила за это деньги?
— И? Ничего криминального не вижу в том, что мои услуги оплачивались. Ты сам сказал…
— Но ты не профессионал, цыпа. Где диплом?
Подловил! Сейчас опять напомнит про лицензию и отсутствующее медицинское образование.
— Меня лишают всего. Забирают то, что гарантировало мне независимость. Смешно? Да?
— Ты хочешь независимости? — отец удивленно изгибает одну бровь и
— Да! Хочу ни от кого не зависеть, быть самостоятельной, на свое усмотрение распоряжаться своими деньгами и не предоставлять отчет человеку, любезно выписавшему мне карманные гроши, — парирую, бросая нехороший взгляд на родителя, который не верит в мой успех в этом предприятии.
Он, видимо, и слил меня. Интересно, как вычислил и догадался? По-моему, все очевидно:
«Папочка, да ты посещал мой магазин и, вероятно, напоролся на мой сеанс в общем чате!».
Очередная глупость! Мне надо было закрыть группу и не отсвечивать беседами в общей ленте на заказах. Опять же — я окучивала клиентов и расширяла базу. Нельзя молчать, когда заинтересованный посетитель задавал вопросы, касающиеся не только возможной покупки одной единицы товары, но и целой линейки, начиная от презервативов и заканчивая игрушками, цена которых… М-м-м!
«А это жадность, Ния, которая до добра не довела» — стону и закрываю повлажневшие глаза.
— У тебя есть «Шоколадница» и талант кондитера. Для независимости вполне достаточно. Макс хвалит тебя, и он доволен сотрудничеством с твоим проектом. Это твой шанс, цыпа, твой честный заработок, твое направление, понимаешь?
Не нуждаюсь в его нравоучениях!
— Мой счет заблокирован?
— На поступления из «Перца» — да! — отталкивается от стола и выпрямляется.
— «Перчинка»! «Перчинка», но не грубый «Перец»! Господи! — тяжело вздыхаю и подкатываю глаза.
— Как угодно, — отец отмахивается от меня и проходит мимо. — Собирайся, — бормочет в сторону, как бы между прочим, — я подвезу, как обещал.
— Сколько я тебе буду должна за извоз, отец?
— Ты заплатила, циклоп. Еще не поняла?
Я сейчас вопьюсь ему в спину, разорву рубашку, исполосую кожу:
«Ненавижу!» — шепчу, поскрипывая зубами.
— А я тебя до беспамятства люблю, моя малышка. Тосик, куда сегодня?
Ему не все равно? Я ведь, кажется, любую поездку оплатила, невольно перенаправив финансовый поток в бюджет страны, в которой несчастливо живу.
— Высадишь у поворота, а там я сяду на автобус. Нет средств кататься на машине, которая по стоимости превышает мою прибыль, которую ты так мило распределил, чтобы не обидеть государство.
— Люблю, люблю, люблю тебя… — повторяет без конца отец. — Мой крохотный купидончик!
Зарычать хочу, когда смотрю на улыбающийся профиль мужчины, периодически посматривающего на меня. Выпрыгнуть на полной скорости желаю, когда в десятый раз прослушиваю
«Open the door, see what you find*, малыш».
Последнее словечко добавляет папа, подмигивая и ухмыляясь.
— Не подсказывай, — гундошу и, опустив очень низко подбородок, рассматриваю застежку своего пальто.
— А ты мне не указывай! Я ведь не подружка, Ния. Не надо ругаться с тем, кто…
— Кто меня содержит? Вот и все! — хлопаю ладонью по колену. — Все! Все псу под хвост! Содержанка, прихлебательница…
— Ты моя дочь! — обрывает папа. — Приехали. Вон, смотри, — он сильно выжимает тормоз, машина дергается, а я почти прошиваю своим носом светло-серый бардачок, — Егор тебя уже ждет.
Рано! Мы так не договаривались. Я должна была встретиться с ним только после того, как забегу в свой шоколадный магазин. У меня был еще полный час времени, а сейчас вынужденная встреча, к которой я не подготовилась. Да и эмоциональный фон штормит после известий, которыми меня любезно огорошил немного взбудораженный сейчас отец.
— В чем дело, Ния? — сильно наклоняется, почти касается лбом торпеды, и заглядывает, пытаясь поймать мои глаза.
— Настроение на нуле, — ладонью прикрываю то, что он хотел бы в свои сети взять. — Перестань, пожалуйста.
— Развеешься, цыпа, отвлечешься, погуляешь. Сегодня, — подмигивает и транслирует искреннее добродушие на своем лице, — помиритесь с подружкой?
По-моему, на последнем слове отец кивает головой в сторону Мантурова, видимо, считая, что добрая душа, предоставлявшая мне кров почти на протяжении двух месяцев, мужчина, который стоит возле входа в «Шоколадницу» и держит в руках элегантный небольшой букет фиолетовых цветов.
Досадная ошибка и провал!
— Мне уже пора, — отстегиваю ремень безопасности и укладываю руку на дверной замок. — Па?
— М? — он выпрямляется и раскидывается в своем кресле, как зажравшаяся царственная особа. — Что? — кивает мне.
— Я хотела бы сохранить «Перчинку»…
— Нет, — отрезает и демонстрирует лицом, фигурой, даже мимикой и жестами, что мы больше никогда не вернемся к этому вопросу, что в этом направлении он своей родительской рукой начертал огромный жирный крест. Табу!
Лениво выбираюсь из салона и мягко прикрываю пассажирскую дверь. Клаксон отцовского автомобиля прощается со мной, а фонари подмигивают приветствие Егору.
— Привет, — целую Мантурова в щеку.
— Привет, — одной рукой обняв, приподнимает и отрывает мои ноги от земли. — Ты грустная. Что-то случилось?
Я разорена! Меня вскрыли и выпотрошили, как рождественского гуся, чтобы набить кисло-сладкими яблоками, в моем же случае — накачать нравоучениями и заверить, что:
«Все будет очень хорошо. Вари, малая, шоколад, и будет тебе счастье и уверенный достаток».
Правда, без уточнения по времени. Когда? Хотя бы в этой жизни? Мне бы свою молодость и какую-никакую красоту до момента счастья не растерять, пока копейки от продаж в чулках буду сохранять.