Gelato… Со вкусом шоколада
Шрифт:
— Что это? — за моей спиной раздается голос новоиспеченного жениха. — Ты болен? Велихов? Твою ж мать…
«Пошел на хер, сволочь!» — скриплю зубами и мысленно другими эпитетами чересчур любопытного вознаграждаю.
Откидываюсь на спинку и кручусь из стороны в сторону на кресле, перебирая носками своих туфель по блестящему полу в конференц-зале.
— Что еще тебя интересует, старик? — прикрыв глаза, шепчу. — Что мне показать, чтобы, наконец-таки, удовлетворить твое неуемное любопытство? Штаны уже, по-видимому, могу снять? Считаешь, что мне стоит обнажиться нижней половиной туловища? Или на слово
— Петь…
— Я все сказал! — рявкаю, обрывая его попытки оправдаться.
Сука! Хоть бы извинился. А я не буду строить из себя стеснительную барышню и все, что он увидел на экране моего ультрабука, в присланном любезной клиникой файле с очередным неутешительным вердиктом на осуществление сексуальных отношений с лицами противоположного пола, не стану кокетливо скрывать.
— Так рассказать подробности или ты, паскуда, сдрейфил от переизбытка информации? Ну?
— Мне жаль. Могу только…
— Я еще не умер, Мантуров. От сочувствий и жалости, пожалуй, откажусь. Ты безбожно дорого берешь. А я еще планирую на твоей свадьбе погулять. Когда, кстати, мероприятие?
— Ния пока думает. Она не ответила.
Ну, надо же!
— Смирнова просто тянет время! — хмыкаю и, подкатив глаза, всезнающим тоном утверждаю.
— Она попросила об отсрочке, а я с этим согласился.
Не только идиот, но и слизняк! Жалкий подкаблучник, идущий на поводу у мелкой бабы. Мог бы ее скрутить, заломить ей руки, заставить скулить шавку о милости, нежности и ласке, требовать решительности и заставить поторопиться со своим ответом.
— «Попросила» — «согласился». Короче, она тебя не любит! Да? — заключаю.
Егор медленно обходит мою спину и, отодвинув кресло рядом, садится за тот же круглый стол.
— Я не считаю, что в этом заключается любовь, Петь. В скорости принятия решений, например. Простая просьба на раздумья делает ей честь и лично у меня вызывает иные чувства и другое мнение.
Изменю формулировку и скрашу новое определение.
— Наш общий Тузик — тугодум?
— Нет, — отвечает Мантуров.
— Уволь, браток. Я сильно истощился. Медикаменты физически изматывают, а побочка стремительно размягчает мозг.
— Тоня — умная девушка.
— Такая мелкая расчётливая стерва? — сощурившись, даю дешевую подсказку. — Предприимчивая крошка, когда вопрос ставится ребром?
— Скорее, уверенная и знающая себе цену. Давай без грубостей?
Ну да, ну да! Без грубостей и только с одами и пиететом. Ее ведь красная цена, например, со мной:
«Под душем постоять и полизать маленькую киску!».
Поделиться «своим мнением» с этим любопытным другом и все в красках рассказать?
— Она выгадывает что-то для себя? Ты не находишь, что твоя зазноба динамо крутит?
— Тоня даст ответ. Я, кажется, попросил.
— Стоп-стоп. Услышал! А положительный ответ, надеюсь? — язвительность транслирую, абсолютно не скрываясь, но с колкостями все же мне следует в его присутствии завязать.
— Думаю, что…
— Как долго, Егорыч? — теперь изображаю полную незаинтересованность в его ответе, рассматриваю логотип
— Я не тороплю. Она ответит…
Тут без сомнений — истинно глаголет черт! Но все же взять до хренища дней на обдумывание согласия или несогласия на долгую совместную жизнь — это, по его мнению, полный порядок. Мантуров — дурак, а я не стану в чем-либо ином кретина переубеждать.
— Проехали! Вернемся к этому моменту немного позже. Егор, сейчас хочу кое-что другое у тебя спросить, если ты позволишь, конечно, — прищурившись, откланяюсь от экрана, смотрю издалека на то, что и вблизи было яснее ясного. Я все еще физически опасен, так как дружу с чрезвычайно нехорошими «ребятами». — Мне просто интересно, а в чем, по твоему мнению, заключается…
— Любовь? — перебивает и заканчивает мой вопрос.
— Именно! — не свожу взгляда от напечатанного в таблице с цифрами напротив каждой позиции, по которой я поставлен на учет в соответствующей клинике.
— Ты недоволен? Если да, то чем? — выставив согнутые локти на деревянную поверхность, Егор подпирает себе подбородок и скашивает взор туда же, куда смотрю и я. — То, о чем ты сейчас спросил…
— Ну-ну?
— Я не готов ответить. Считай, что ты меня подловил.
— Тоже подумать хочешь? У вас с Антонией много общего. В петлю лезете, но не знаете из-за чего. Хочешь знать, чем я недоволен? — указываю пальцем в соответствующие строки из старательно расчерченной в процессоре таблице. — Вот этим, например. Тут указаны границы допустимого. Не нужно быть семи пядей во лбу или строить из себя профессионала, чтобы понимать, как далеко я от нужного безопасного предела. Видишь, тут алеет круглый ноль, а у меня солидное отклонение вправо, а это, в свою очередь, означает, что гадость здравствует и жрет меня. М-м-м! А вот здесь, по-моему, — опускаю кончик ниже, — получше картина, но все еще неидеальна. Так мне дальше продолжать?
Стараюсь сохранять хладнокровие и не поддаваться на все жалостливые жесты и наигранное сочувствие, которые исходят от мужика, которому на самом деле все равно, сколько у меня там этих -монад, -нерелл или -идий, или на какие реакции у меня в наличии положительный ответ. Он даже объяснить не может, что его так тянет к этой бестии и что заставило, в конце концов, выдать вслух до чертиков банальную фразу:
«Ты выйдешь за меня?»,
зато его интересует, чем недоволен я и что так сильно меня гложет.
Я не здоров, а Элька от такой херни в качестве сопутствующего заболевания год с небольшим назад в заморской клинике умерла. Уверен, что радоваться особо нечему, впрочем, как и горевать.
Помалкиваем, размеренно и тихо дышим, сопим, вздыхаем, и оба смотрим в одном и том же направлении, в котором пятнадцатидюймовый навороченный экран транслирует мою внутреннюю жизнь и ее нездоровые проблемы.
— Ни в чем себе не отказывай, старина, — спокойно отворачиваюсь и начинаю изучение стены с левой стороны. — Пролистни вперед-назад. Там есть предыдущие результаты, вот ты заодно динамику посмотришь. Потом авторитетно вывод произведешь. Может еще чего мне посоветуешь, только учти…