Ген подчинения
Шрифт:
К тому же для студента он слишком молод — по крайней мере для такого, чтобы уже проходил практику. На мой взгляд, ему полагалось только-только заканчивать предпоследний класс гимназии.
А без полного гимназического образования ни в один из наших университетов не поступишь — разве что ты вундеркинд и способен сдать на школьный аттестат, не завершая обучение.
Все эти соображения мигом промелькнули у меня в голове, но осесть не успели: Волков грохнул перетянутую ремнем стопку книг и тетрадей, которые тащил в руках, на ближайшую парту, а сам поспешил к доске.
Одет он был поаккуратнее, чем
Похоже, так оно и было — руководитель кружка немедленно отдал ему мел и даже похлопал по плечу: показывай, мол.
Волков посмотрел на сидящих в классе — и мы с ним встретились глазами.
Признаться, я не думала, что он меня вспомнит. С чего бы? Я его запомнила, потому что у меня отличная память на лица, и потому что парень показался мне интересным типажом. Но сама я ничего особенного из себя не представляю, обычно взгляды людей на мне не останавливаются.
Но взгляд Волкова остановился. Он замер на секунду, зачем-то сглотнул — мне показалось, что юноша нервничает. Я подняла руку, чтобы помахать ему, но он тут же отвернулся к доске и в самом деле начал показывать, как будто и не было этой встречи взглядами.
Надо же. Почему это он? Настолько не знает правил вежливости?
— Значит, обозначим за икс… — начал он по-подростковому глуховатым, но уверенным голосом.
Я попыталась следить за его объяснениями, и, в отличие от Марины, у меня еле-еле получалось! Способ, который предложил Волков, был никак не проще Марининого графика, но, пожалуй, гораздо изящнее. Он лихо решал систему из трех уравнений, применяя к алгебре и логические построения. В самом деле вундеркинд!
Я поймала себя на желании его нарисовать, не меньшем, чем Марину раньше. Меня внезапно очаровало это сочетание неказистой внешности — разглядывая его, я поняла, что он не снимает кепку из-за чуть оттопыренных ушей, — острого ума и сильнейших эмоций. Три раза я с ним сталкивалась, и три раза этот юноша то огрызался на меня, то нападал, то, вот как сейчас, холодно игнорировал. Что-то говорило мне, что дело не в недостатке вежливости — просто Волков как будто весь состоял из кипящих чувств и торчащих наружу острых углов, которые он не считал нужным скрывать. Подросток! Но очень интересный подросток, что ни говори.
Мне вдруг стало отчаянно любопытно, откуда он такой взялся, чем он живет, где, в самом деле, учится. Сколько ему лет, наконец. Лицом выглядит на шестнадцать, но росту высокого. Может быть, и больше.
Любопытство — хорошее качество для сыщиков, как говорит шеф. Правда, нужно ограничивать его, если тебе за него не платят. Я тут же подумала, что было бы здорово, если бы мне кто-то заплатил за проявление любопытства касательно Волкова.
Видимо, я накликала, потому что тяжелая подвальная дверь снова распахнулась, и в помещение воскресной школы вошли мои старые знакомые — инспектор Жанара Салтымбаева в полной полицейской форме и старший инспектор Дмитрий Пастухов, генпес, с полицейской бляхой на шее.
Волков мгновенно заметил их — я увидела, как напряглись мышцы на его
— Волков, Эльдар Архипович? — спросила инспектор.
Парень выпрямился и повернулся к ней.
— Я, — сказал он коротко.
Что странно, у него на лице я не заметила враждебности. Только какое-то отрешенно-загнанное выражение.
— Пройдемте в отделение, пожалуйста, — вежливо произнесла Салтымбаева. — У полиции есть к вам несколько вопросов.
— Я предпочту не ходить, — сказал Волков тем же неожиданно ровным, неагрессивным тоном.
— А я предпочту, чтобы вы пошли, — Салтымбаева наклонилась к нему и очень тихо прошептала несколько слов.
Волков побледнел и проследовал за ней без дальнейших возражений. Пастухов тем временем окинул нас всех взглядом и добродушно произнес:
— Прошу прощения за то, что нарушили ваше собрание. Продолжайте, пожалуйста.
И был таков — вместе с Волковым и Салтымбаевым.
— Аллах милосердный, — прошептала Марина, сидевшая рядом со мной. — Аня, ты понимаешь, что происходит?
Я покачала головой, потому что совершенно не понимала. Хотя слух у меня очень хороший, и я прекрасно слышала, что Салтымбаева сказала Эльдару. А сказала она следующее: «Или вы хотите, чтобы я при всех этих людях арестовала вас по подозрению в убийстве Стряпухина?»
И почему фамилия Стряпухин кажется мне смутно знакомой?
Когда я начала работать на шефа по-настоящему, а не просто помогать ему по мелочи, как раньше, я мечтала, как мы с ним будем расследовать убийство или что-нибудь такое же серьезное.
Конечно, я уже знала, что только в книгах частные сыщики занимаются убийствами наравне с полицией: даже в Школе сыщиков нам неоднократно говорили, что, хотя изучать любое преступление и собирать улики имеют право абсолютно все, для этого даже лицензия сыщика не нужна, интересы полиции всегда имеют приоритет. Если расспросы сыщика начнут мешать полиции или он будет просто путаться под ногами, ему могут выписать штраф, отобрать лицензию или даже посадить в тюрьму.
Поэтому для расследования уголовных преступлений к услугам сыщиков прибегают редко. Самое большее — кого-то из нашей братии может нанять адвокат, чтобы собрать доказательства для суда или опровергнуть улики другой стороны.
Но еще я с детства знала, что Василий Васильевич в городе на особом положении. Во-первых, он дружил с полицией — не только с Пастуховым, но и с другими инспекторами, — и они порой приглашали его проанализировать свидетельства или высказать свое мнение о месте преступления (это, конечно, не настоящее расследование, но оплачивались такие экспертные консультации неплохо, и мне всегда хотелось на таком побывать). Во-вторых, то, как шеф раскрывал даже самые сложные дела, вошло в легенду. Даже на моей памяти к нему дважды обращались люди, обвиняемые в преступлении (один раз в расхищении государственных средств, другой — в тяжком избиении), чтобы он нашел истинного виновного.