Ген свободы
Шрифт:
Нет! Магии не существует! Вот и Эльдар говорит, что ни о каких вампирах никогда не слышал — не считая сказок об упырях, оживших покойниках. Но те не столько пили кровь, как вампиры галлийских и юландских преданий, сколько пожирали мертвую плоть.
А зачем же тогда Лейфссон собирал кровь у девушек?
Задумавшись над этим, я сама не заметила, как мы подъехали к нашему крыльцу. Эльдар рассчитался с извозчиком, пока я стала у дверей ни жива ни мертва. Мне вдруг стало страшно. Шеф умел разносить меня особенно изящно; ему хватало нескольких
Эльдар подошел к двери, посмотрел на меня, на дверной звонок — и позвонил сам.
Дверь открыл Прохор.
— Анна! — произнес он с непередаваемо торжественной интонацией; в торжестве слышались ноты изрядного облегчения, легкого упрека и удивления. — Какое счастье! Заходите же скорее, скорее! Василий Васильевич вне себя от тревоги!
Я ведь уже говорила, что Прохор немного похож на старую драматическую актрису?
Да, домашний прием оказался вовсе не тот, которым я пугала себя по дороге.
Сложно сказать, чего именно я ожидала — мысли мои все еще были спутаны, в таком состоянии не по силам сложные прогнозы. Однако меньше всего меня удивила бы выволочка, в лучшем случае, снисходительное объяснение того, что я сделала не так, и приказ возвращаться обратно в Школу, ежели я еще не испортила все окончательно своим побегом.
Вместо этого меня встретили таким облегчением и радостью, словно я вернулась с поля битвы или выкарабкалась из болезни.
Василий Васильевич даже выбежал мне навстречу в прихожую — он никогда так не делает! — а потом вспрыгнул мне на колени, когда я присела на диван в гостиной. Последний раз он поступал так, когда я оправлялась от последствий воздействия булавки в тайной лаборатории Резникова.
Встревоженно взглянув на меня, Мурчалов обратился к Эльдару:
— Молодой человек, потрудитесь объяснить, почему она в таком состоянии!
Мне показалось, что Волков еле удержался от того, чтобы не оскалиться на шефа.
— Никаких объяснений я предложить не могу, господин Мурчалов, — сказал он вместо этого спокойным тоном. — Я проводил Анну Владимировну домой, теперь могу возвращаться к себе.
— Как вам угодно! — а вот шеф натурально взъерошился, сейчас прыгнет.
Я слегка растерялась: впервые я видела, чтобы шеф, обычно любезный и обходительный, вел себя таким образом. Однако ситуацию неожиданно смягчил Прохор.
Он положил руку на плечо Эльдара и сказал отеческим тоном:
— Эльдар Архипович, полно вам. Извините нас. Я ведь говорил, что хозяин вне себя от беспокойства. Он понимает, что вы только помогали Анне Владимировне.
Мурчалов чуть расслабился — его когти перестали с такой силой вцепляться в мою юбку.
— Да, — проговорил он сквозь зубы, — я понимаю. Кроме того, мне желательно передать через вас весточку Пастухову. Неизвестно, что сейчас творится на почте… Задержитесь, прошу.
Плечи Эльдара слегка опустились, однако он не отдал Прохору кепку, которую
Наконец-то у меня появился голос — правда, хриплый и какой-то не мой.
— Что случилось? Что творится на почте?
Мне вдруг показалось, будто после недельного пребывания в Школе детей ночи я и в самом деле оказалась в какой-то иной реальности. Странная мысль.
— А вы ничего не знаете? — Мурчалов пристально взглянул на меня. — Где вы пропадали?
— В Школе детей ночи, куда меня отправила Вильгельмина, — сказала я растерянно. — Я думала, вы знаете!
— Я тоже думал, что я знаю! — воскликнул шеф. — Видите ли, Вильгельмину взяли под стражу, да не в Управлении правопорядка, а в здании Специальной комиссии при мэрии — и нам пока так и не удалось добиться с ней свидания!
— Что за Специальная комиссия? — мне показалось, что я ослышалась.
— Ее создали в понедельник. Насколько я знаю, это было компромиссное решение: когда не удалось пропихнуть этот закон об ограничении прав генмодов, была создана Специальная комиссия по расследованию нарушений, угрожающим устоям города! А уже в среду они арестовали Вильгельмину, и это все, что мне удалось узнать!
У меня в буквальном смысле опустились руки — до сих пор я придерживала ими шефа, теперь они безвольно упали на диван. Да уж, в самом деле, как будто в другом городе оказалась!
— Поскольку с ней не было связи, — горько продолжал Мурчалов, — я не мог узнать, где вы и что с вами. Мне не удалось получить доступ к ее кабинету, все бумаги опечатаны! Фамилию клиента, над делом которого она работала и ради которого попросила одолжить ей вас, она не называла — этого требуют правила добросовестности в отношениях между сыщиком и клиентом, я ведь не работал над этим делом вместе с ней. Так что все следы оказались оборваны. Моим агентам также не удалось вас обнаружить, вы как сквозь землю провалились. Вот уже второй день мы только и делаем, что волнуемся за вас, Аня!
Это было сказано с таким упреком, что мне тут же стало стыдно и очень тепло одновременно. Шеф не собирается меня ругать! Шеф за меня волновался!
— И у меня было тем больше поводов для волнений, — продолжал говорить шеф, — что имеются все основания полагать — дело, над которым работала Вильгельмина Бонд, было связано с контрольными булавками!
— Что? — поразилась я. — Ничего подобного! Никаких булавок! Да, они как-то контролируют этих девушек, но ни одного генмода там не было!
— Каких девушек? — не понял шеф. — Я говорю о тайной скупке булавок из Юландии!
Мы уставились друг на друга в непонимании.
Прохор пришел нам на помощь, снова прочистив горло.
— Чаю, господа? — спросил он.
— Да, прошу тебя, — тут же сориентировался шеф, — а потом стоит собрать всю мозаику по порядку. Главным образом меня интересует, зачем вам было обращаться за помощью к… господину Волкову, — он бросил на Эльдара странный, не неприязненный, но подозрительный взгляд.