Генерал Деникин. Симон Петлюра

Козлов Александр Иванович

Антон Деникин, относившийся к последней категории, не искал для себя теплого места в штабах и столицах, отдав предпочтение провинциальной службе. Он выбрал вакансию во 2-ю Артиллерийскую бригаду, находившуюся в городе Белу Седлецкой губернии, на территории Польши, неподалеку от дорогих ему с детства мест.

5 августа 1892 года он и его сверстники получили офицерские погоны. Начальник училища произнес перед строем прочувствованную торжественную речь. После нее все бросились в казарму и, спеша, впервые в жизни переоделись в заранее приготовленную офицерскую форму. Чувство гордости и радости распирало им грудь. Сразу затем поторопились в Киев. Одни — чтобы предстать в новом облике перед родными, близкими, друзьями, невестами, знакомыми; другие, источая

счастье и задор, — чтобы скинуть груз опостылевшей солдатской казармы и, растворясь в шумно гомонящей городской толпе, окунуться в гущу почти забытой и полузапретной жизни.

Вечером в увеселительных заведениях Киева дым стоял коромыслом. Шумные компании переходили из одного веселого места в другое. Вместе с молодыми офицерами праздновали теперь уже бывшие их преподаватели и курсовые командиры. Льется рекой вино, звучат песни, вспыхивают воспоминания. «В голове, — припоминал А. И. Деникин через пятьдесят с лишним лет, — хмельной туман, а в сердце — такой переизбыток чувства, что взял бы вот в охапку весь мир и расцеловал!»

А через два дня разъехались молодые офицеры по домам в отпуска на 28 дней, а потом к местам службы, по горам и долам бескрайней России. И никто ничего не ведал о грядущем. Впереди простиралась жизнь, казавшаяся бесконечной. И всех переполняла готовность служить Родине, не щадя живота своего, до последнего вздоха. И одни потом пали на полях сражений русско-японской и первой мировой войн, другие, немногие счастливчики, дожили до седых волос.

Не знали и не ведали Антон Деникин с Павлом Сытиным, однокашники из числа лучших выпускников Киевского юнкерского училища того, 1892, года, что через 26–27 лет, в расцвете сил, на взлете мужания, схлестнутся они, ведя за собой огромные воинские соединения, в смертельной схватке самой ожесточенной — гражданской — войны, в знойных степях Юга России, когда пошли, опьяненные кровью, отец на сына, сын на отца, брат на брата. Первый — во главе белых, второй — во главе красных. Поистине, пути Господни — неисповедимы.

Вхождение в офицерство

Везде и во все времена жизнь офицерской среды — особенная. В России она тоже коренным образом отличалась и отличается от жизни любого другого слоя общества. Оказавшийся в ней вынужден следовать правилам игры, к установлению которых он не имел никакого отношения. Более того, со своей стороны он практически не в состоянии вносить в них какую-либо корректировку, учитывающую интересы, привычки, особенности его натуры. Однажды приняв эти правила, человек следует им беспрекословно, пока носит мундир с офицерскими погонами. И не только он, но, в известной степени, и его семья.

Разумеется, на ритм, строй и порядок офицерской жизни оказывает влияние тот или иной социальный уклад, по лишь отчасти. Независимо от эпохи, общественных катаклизмов, офицерская жизнь, офицерский мир сохраняют свои устойчивые черты. Здесь свои законы и правила, в большом и малом, в общем и частном опирающиеся на столетиями отшлифованные и потому, как гранит, прочные традиции, передающиеся из поколения в поколение. Описанные во всех деталях А. И. Куприным («Поединок»), П. Н. Красновым («От двуглавого орла к красному знамени»), кстати, современниками и чуть ли не однокашниками по юнкерству и армейской карьере М. И. Драгомирова, М. В. Алексеева, А. А. Брусилова, Л. Г. Корнилова, А. И. Деникина, — эти правила и установления во многом перекочевали и в Красную армию. Пусть даже ее строители, неистовые революционеры-большевики, руководствовались основополагающим принципом «Интернационала»:

«Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим,

Кто был ничем, тот станет всем».

И, действительно, многое подверглось разрушению, превратилось в пепелище, но дух офицерской

жизни в значительной мере все-таки сохранился. Существует он и поныне, разумеется, в несколько трансформированном виде. Ведь стержень его в конечном итоге определяется не только и даже не столько господствующими идеологиями, сколько самим образом жизни людей и их профессиональными обязанностями. Последние же, в свою очередь, предопределяются военной присягой, воинскими уставами и инструкциями, волей старших командиров, приказы которых не обсуждаются, а подлежат беспрекословному выполнению точно и в срок. В этих рамках формируются мировоззрение и мировосприятие офицера, его представления о чести и долге, правах и обязанностях.

В пору становления Деникина как офицера служба строилась по формуле «за веру, царя и Отечество»; в советское время видоизменились первые две ее части, и офицер присягал на верность «марксизму-ленинизму, партии Ленина-Сталина (КПСС), социалистической Родине». Неизменными при этом оставались верность Отечеству и долгу, готовность во имя этих священных понятий стоически переносить тяготы и лишения, а если потребуется, то безоговорочно отдать и саму жизнь — то, что дается человеку только один раз. И переносили, переносят, и отдавали, отдают. Во все времена — по велению свыше, в том числе, как выяснилось впоследствии, по неразумию корыстных, жестоких бездарей. И на сопках Манчжурии в русско-японскую войну, и на равнинах Восточной и Центральной Европы в обе мировые войны, и в зыбучих песках, каменистых ущельях Афганистана, и в горных теснинах Чечни… Во всех бесчисленных и бессмысленных схватках XX века.

К офицерской службе безраздельно прикипали преимущественно выходцы из разночинной социальной среды. При всей скудности материального обеспечения офицера, особенно в начале его карьеры (жалованье Антона Деникина, например, составляло 51 рубль в месяц), оно, тем не менее, превосходило заработки учителей, врачей, чиновников многих других ведомств. Привлекательностью обладала и пенсия офицера по старости. Плохо или хорошо, по она обеспечивала прожиточный минимум среднему звену, приличный уровень старшим офицерам и высокий — генералам. Рассчитывать на большее разночинцам не приходилось, за плечами у них ничего другого не было. Иное дело — дворяне. Владея имениями с обширными земельными участками, они могли себе позволить досрочное увольнение со службы, если она по тем или иным причинам переставала их удовлетворять. Поэтому первые, разночинцы, надев погоны, до конца усердно тянули офицерскую лямку. Вступив на тропу профессионального воина в силу своего патриотизма, они настойчиво развивали и приумножали офицерские традиции, принося в жертву личную свободу. Порой, к сожалению, от избытка чувств или бесконтрольности доводили свое служебное рвение до фанатизма и абсурда. На такой извращенной почве и вырастают солдафоны, исповедующие принцип: я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак. Так было, есть и, наверное, еще долго будет…

Кадровый офицер — обладатель не только совершенно особой строевой выправки, выделяющей его из всей остальной массы, но и носитель особенных морально-нравственных качеств, принципов, мировоззрения, взглядов на окружающую действительность. Он по-своему воспринимает мир, иначе, под иным углом зрения, взирает на него, истолковывает, измеряет его другим аршином. Он руководит посредством приказов: отдает их и сам выполняет. На том держится армия любого государства. И всюду офицер — главный ее стержень, мотор и двигатель.

В эпоху, когда юный Антон Деникин попал в офицерскую среду, последняя воспринимала Отечество даже слишком горячо. Родине, царю были преданы всей душой. Существовавший государственный строй рассматривался как предопределенный, не вызывающий ни сомнений, ни разнотолков. Офицерство не проявляло особенного любопытства к общественным народным движениям, с предубеждением относилось как к левой, так и к либеральной общественности. В ответ первая платила ему враждебностью, а вторая — заметным отчуждением.