Герцог грозового мира
Шрифт:
Тот, кого называли главным революционером, отцом меранов, на деле выступал лишь марионеткой, а во главе движения стояли другие, и вот они как раз старались, чтобы по них ничего потом не написали. Однако Атрис втиснул свое имя в историю, провозгласив на весь мир о существовании Мераны. Поначалу это казалось безумием, а потом стало ясно, насколько это реально.
В те дни Эстилиса в Ценее не было. Он вернулся из поездки чуть позже, и первым, что он увидел, были непонимающие лица — везде. Атрис вместе с группой единомышленников забаррикадировался в здании администрации, а вокруг неё ощерились стволами пушки, наскоро подвезенные его сторонниками из военных. Прочие генералы, совершенно
На следующее утро в штабе правительственных войск прогремел взрыв. А затем на улицах Ценеи стало удивительно пусто: ни один человек не мог найти в себе силы, чтобы подняться с постели. Это не касалось солдат, выступавших на стороне Атриса: около полудня они спокойно выстроились на площади, а затем промаршировали до мест базирования противника и забрали всю технику и оружие, которое сохранилось после взрыва.
Где-то к обеду на площадь потянулись люди из правительства — те, у кого жажда жизни оказалась сильнее боли и старых принципов. Они пришли просить пощады у Атриса. И тот смилостивился: непонятная болезнь отступила, жители Ценеи могли вздохнуть свободно. За несколько дней вся область перешла в распоряжение меранов, а вслед за ней — соседняя, вместе с административным центром Шеймером, который сломили точно так же, как и Ценею. Однако следующие города Атрис уже не брал страхом, а посылал на них армию, одновременно разворачивая кампанию на соседнем материке — на Островах. Перемена тактики выглядела странной, и нескоро, но генералы Грозового Мира все же поняли: противник лишился своего чудо-оружия.
А Эстилис четко помнил тот день, когда это произошло. Горела администрация. Брызнуло искрами где-то в подвале — а затем занялось все здание, и люди бежали из него, кто-то выпрыгивал с верхних этажей, кто-то кричал, кто-то падал и уже не мог подняться в душащем дыму. Эстилис неподвижно стоял чуть поодаль от пылающей администрации и глубоко вдыхал полный гари воздух с приторным ароматом разрушившихся надежд. О том, чтобы пожарные справились своими силами, и речи не шло: тушить явился десяток меранских магов, которые сноровисто заглушили энергией пламя на первых этажах, оставляя прочие полыхать, и двинулись в подвалы, где все началось. Оттуда начали выносить трупы.
В научной лаборатории, располагавшейся под кабинетами чиновников и ставшей источником пожара, погибли практически все, но Эстилиса не интересовали незнакомые лица ассистентов и каких-то мелких сошек. Он дождался, пока на почерневшую мостовую положат три тела, которые с трудом можно было бы опознать: они почти все обгорели. Однако Эстилис прекрасно знал этих людей, лучших меранских магов. И он долго стоял над ними, а потом медленно двинулся внутрь горящего здания. Его никто не останавливал — здесь каждый интересовался лишь собой.
Дым кружил голову, разъедал горло, выбивал слезы из глаз, однако Эстилис продолжал идти — по коридору, затем до лестницы и дальше, дальше, где ещё пылало. На площадке парой этажей выше лопнуло стекло, со звоном посыпались вниз обломки, под ноги поскакала раскаленная металлическая ручка. Он бессознательно наклонился, поднял её и сжал в ладони, не обращая внимания на пронзившую руку боль. Потом выпустил, посмотрел на сожженные до кости пальцы и засмеялся, совсем как пьяный. А затем двинулся дальше, сквозь тошнотворный запах, дым и чьи-то
Очнулся Эстилис уже в больнице, а руку ему лечили долгие три месяца: восстанавливали дар-родинки. В тот день слегка сошли с ума многие, не один он.
Меранская армия теснила войска Объединенного Мира, приближаясь к столице региона. Одновременно с Островов докладывали о постепенных успехах. В Ценее срочно восстанавливалось испорченное огнем здание: Атрис настоял, чтобы члены правительства вернулись туда как можно скорее. И, хотя все ещё продвигалось удачно, но он уже начинал бояться, и Эстилис видел это в его суетливых движениях, в сбивчивых словах, в бегающем взгляде. Видел — а сам вел себя с ледяным спокойствием. Его принимали за своего на обеих сторонах, и ни один человек не сумел заметить фальши в отточенных жестах, хлестких словах и учтивых улыбках.
А тем временем Объединенный Мир нашел что противопоставить меранской магии — и его армия сама начала наступать, хоть и с большими потерями. На соседнем материке все катилось в бездну: меранов медленно прижимали к морскому берегу и уничтожали. Не успокоившись на своей победе, Острова двинулись дальше и высадились на побережье Грозового Мира, чтобы додавить своих врагов. Мерцающий Мир потерпел катастрофическое поражение в воздухе, и теперь дирижабли обоих стран, зажимавших его в тиски, бомбили занятые города. Одна из таких бомбардировок запомнилась особенно.
Эстилис ехал в своем автомобиле по одной из центральных улиц, когда рядом начали греметь взрывы. Он остановил машину, одним колесом заехав на тротуар, выскочил и залег рядом с ней, надеясь, что пронесет. Слышались чьи-то вопли. Когда отгремело, Эстилис поднялся, чуть покачиваясь, и двинулся к полуразушенному дому, вокруг которого валялись обломки кирпича. Из разбитого окна доносились звуки патефона, хриплые и визгливые: видимо, там уже некому было его выключать. Тоскливая песня въедалась в уши, заставляя морщиться, — не вылетела она из головы и поныне.
Две армии встретились в побежденной Ценее. Ликование было всеобщим, но Эстилис не принимал в нем участия. Он сидел в своем доме, заперев дверь на замок, — сидел, стискивая ноющие виски дрожащими пальцами и пытаясь отгородиться от всего окружающего мира.
Зато следующие три месяца, пока армия Островов медленно покидала освобожденные территории, прошли в суете: требовалось всюду наводить порядок после разрушительной войны. Казалось, жизнь входила в свою колею, однако Эстилис ощущал усталость, слишком сильную усталость, чтобы делать шаг выше по карьерной лестнице. Этот шаг сделали за него — и он оказался настолько высок, что нельзя было противиться.
В дверь купе постучали. Эстилис прикрыл глаза, притворяясь спящим: в нынешнем состоянии он совершенно не хотел ни с кем разговаривать.
***
Пароход «Альгенсер», названный в честь одного из величайших полководцев древности, отходил от пристани в семь. У них было полчаса, чтобы пройти от вокзала до порта, благо располагались те совсем рядом: сюда, в Кальде, многие приезжали только для того, чтобы сесть на корабль, и сюда же шли в большом количестве грузовые составы. В отличие от Квемеры, Кальде располагался на берегу залива, имея возможность принимать гораздо больше судов, а потому считался одним из главных портов Облачного Мира, крупной торговой точкой на карте страны. Сюда прибывало немало кораблей из Крылатого и Грозового — больше, чем в Квемеру, поэтому здесь ещё усиленнее кипела жизнь, разбрызгивая во все стороны хриплые крики, звон судовых колоколов, скрип деревянных повозок, стучание механизмов, голоса чаек, которые кормились рыбой, отходами и подачками пассажиров.