Герои
Шрифт:
Танни пристально взглянул на него.
— Лично ты, пиздец, сама простота. — Желток даже вроде бы подовольнел. — Не слыхать, как там Ливерлидер?
— Ледерлинген, капрал Танни.
— Знаю я, Уорт, как его зовут. Я специально произношу неправильно, потому что мне так смешнее. — Он досадливо пшикнул. С началом сей кампании его планка смешного и в самом деле резко упала.
— Ничего про него не знаем, — промолвил Желток, печально взирая на заброшенный кусок грудинки.
— Ну хоть так, и то ладно. — И затем, когда двое салаг тупо на него посмотрели: — Лепролюбер отправился сообщить, где мы, передвигальщикам
— Какие приказы? — спросил Желток.
— Откуда мне нахрен знать, какие приказы? Но всякий приказ к худу. — Танни хмуро всмотрелся в сторону опушки. Сквозь гущу стволов, веток, теней и тумана особо много не разглядеть, но вдалеке можно расслышать звук разлившегося ручья. Тот впитал половину дождя, выпавшего этой ночью. Другую половину, судя по ощущениям, впитало нижнее бельё капрала. — Может быть даже приказ наступать. Переправиться через речушку и ударить во фланг северянам.
Уорт осторожно поставил на землю котелок и схватился за живот.
— Капрал, мне бы…
— Ну, прямо здесь уж точно не надо, угу?
Уорт, уже возясь с поясом, ринулся в темнеющие заросли. Танни присел, опершись спиной о ствол, выудил фляжку Желтка и чуточку отхлебнул.
Желток облизал свои бледные губы.
— Можно мне…
— Нет. — Танни наблюдал за рекрутом, прищурив глаза и отхлёбывая снова. — Разве что ты готов кое-чем расплатиться. — Молчание. — Тогда свободен.
— Эх, палатку бы сейчас, — прошептал Желток таким мягким голосом, что его едва можно было расслышать.
— Согласен, если б они не остались с лошадьми. К тому ж король посчитал нужным обеспечить своих верных солдат палатками нового, восхитительно негодного образца, которые текут по всем швам. — Создавая тем самым прибыльный рынок сбыта старых образцов, где Танни уже дважды красиво погрел руки. — Да и где б ты её здесь поставил? — И он поелозил спиной по дереву, скребя кору зачесавшимися лопатками.
— Что нам делать? — задал вопрос Желток.
— Ровным счетом ничего, воин. В отсутствие явных и чётких указаний об ином хороший солдат всегда ничего не делает. — В узеньком треугольнике меж чёрных ветвей небо начало проясняться блеклыми, нездоровыми оттенками. Танни сморщился и прикрыл глаза. — Сидючи дома ни за что не поймёшь о войне одной важной вещи — какая же она до черта нудная.
Вот так он уже снова спал.
Снился Кальдеру всё тот же сон.
Скарлингов зал в Карлеоне, полумрак теней, за высокими окнами слышится река. Много лет назад, когда отец был королём Севера. Он видел, как более молодой он сам восседает на Скарлинговом троне и противно смеётся. Насмехается над связанным Форли Слабейшим. Над которым стоит Дело-Дрянь, занеся секиру.
Кальдер знал, что это сон, но ощутил прежний стылый ужас. Попытался закричать, но рот оказался забит кляпом. Попытался двинуться, но оказался связан — туго, как Форли. Связан тем, что сделал, и тем, что нет.
— Что будем делать? — задал вопрос Дело-Дрянь.
И Кальдер ответил.
— Убей его.
Когда опустилась секира, он проснулся, опутанный одеялами. По комнате расплывалась чернота. Не было той тёплой волны облегчения, которая наступает, когда ты пробуждаешься от кошмара. Кошмар уже стал явью.
Кальдер соскочил с кровати, растирая потные виски. Ведь он давным-давно плюнул
Тогда почему ему до сих пор снятся подобные сны?
— Мир? — Кальдер моментально вскинул голову. Сердце подскочило до самых рёбер. В углу, на кресле, раскинулась великая тень. Тень, чернее самой тьмы. — Болтовня о мире в тот раз и довела тебя до изгнания.
Кальдер выдохнул.
— И тебе доброго утра, брат. — На Скейле доспехи, хотя и не удивительно. Кальдер уже склонялся к мысли, что тот в них спит.
— А я-то думал, ты умный! В таком духе ты так доумничаешься, что вернёшься в грязь, а с тобою и я. Вот и будет тогда всё отцовское наследие. Мир? В одном дне от победы?
— Ты что, не видел их лиц? Даже на совете было полно готовых отбросить оружие, хоть в одном дне до победы, хоть нет. Скоро наступят иные, тяжкие дни, и вот тогда всё больше и больше народа будет думать по-нашему…
— По-твоему, — отрубил Скейл. — Меня ждёт битва. Человека не станут считать героем за разговоры.
Кальдер никак не смог удержаться от ехидной желчи.
— Может Северу-то и надо поменьше героев, да побольше умеющих думать. Умеющих строить. Может отца и помнят за битвы, но наследие Бетода — дороги, что он проложил, поля, что он расчистил, города, и кузни, и пристани, и…
— Он построил дороги, чтобы его армии шли на бой. Он расчистил поля, чтобы их накормить. Города рождают солдат, кузни куют мечи, пристани везут оружие.
— Наш отец сражался, потому что был должен, не потому что…
— Это Север! — проревел Скейл, голосом, от которого задребезжала вся хибара. — Сражаться должны все! — Резко потеряв уверенность в себе и самую малость напугавшись, Кальдер сглотнул. — Хотят они или нет. Рано или поздно, сражаться должны все.
Кальдер облизал губы, не готовый признать поражение.
— Наш отец предпочитал добиваться своего словами. Люди слушались…
— Люди слушались, потому что знали — в нём была сталь! — Скейл кулаком врезал по подлокотнику кресла, древесина треснула. Затем ударил снова и тот отломился, стукаясь об дощатый пол. — Знаешь, что я помню из его наставлений? «Добивайся словами всего, что только можно, ибо от слов не убудет, вот только речи вооружённого, звучат гораздо приятнее. Поэтому на переговоры захвати с собой меч». — Он встал и что-то швырнул через всю комнату. Кальдер пискнул, отчасти поймав, а отчасти больно получив этим в живот. Тяжёлый и прочный, металл тускло светился. Его меч, в ножнах. — Пойдём выйдем. — Скейл навис над ним. — И захвати с собой меч.
Снаружи ветхой избы едва ли светлее. Лишь первый мазок зари в тяжёлом восточном небе выделял кромешно черных Героев на вершине холма. Яростный ветер усиливался, колыхал волнами ячмень, хлестал моросью в глаза, вынудив Кальдера крепко обхватить себя руками. На жерди у дома пугало танцевало сумасшедшую джигу, рваные рукавицы то и дело подманивали себе пару. Клейлова стена, копна мха высотою по грудь, сбегала на поля с возвышенности справа от них, а в конце забиралась на пологий бок Героев. Под защитой стены сгрудились Скейловы люди, большинство всё ещё куталось в одеяла. Кальдеру страшно хотелось очутиться на их месте. Он не сумел вспомнить другого раза, когда бы так рано смотрел на мир, и тот оказался ещё более противным местом, чем обычно.