Герои
Шрифт:
Скейл указал на юг, сквозь пролом в стене, вдоль обезображенного лужами тракта.
— Половина моих людей в укрытиях, наблюдают за Старым мостом. Когда Союз попробует пройти, мы их, козлин, остановим.
Кальдер, естественно, не хотел ничего отрицать, но был вынужден задать вопрос.
— Сколько теперь союзных там, за рекой?
— Много. — Скейл посмотрел на него, как бы подначивая что-нибудь сказать. Кальдер лишь почесал голову. — Ты остаёшься здесь, сзади, с Бледным Призраком и другими, за Клейловой стеной. — Кальдер кивнул. Оставаться за стеной смахивало на задание ему
Кальдер понуро скосил глаза.
— Конечно. — Принц Кальдер, второе название верности. — Я тебя не подведу. — Храбрый, мужественный, добрый Принц Кальдер.
— Несмотря на наши потери, мы всё ещё есть друг у друга. — Скейл положил на плечо Кальдера большую ладонь. — Непросто, да? Быть сыном великого человека. Можно подумать, у тебя сразу есть всё необходимое — готовое уважение, заранее взятый взаймы почёт. Но это так же легко, как семенам громадного дерева прорасти в его удушливой тени. Мало кто пробьётся к собственному солнцу.
— Айе. — Кальдер не стал упоминать, что быть младшим сыном великого человека — испытание вдвойне. В этом случае перед тобой два дерева, к которым надо приложить топор, прежде чем можно будет раскинуть под солнцем свою листву. Скейл кивком указал на Скарлингов Перст. Несколько костров всё ещё мигали по бокам холма, там, где расположили лагерь стодороговы люди. — Если мы не выстоим, Бродда Стодорог должен прийти на помощь.
Кальдер вскинул брови.
— Уж лучше я подожду, пока мне на выручку прискачет сам Скарлинг, чем положусь на этого гада.
— Тогда остаёмся ты да я. Мы не всегда бываем в согласии, но мы семья. — Скейл протянул руку, и Кальдер её принял.
— Семья. — Полусемья, уж точно.
— Удачи, брат.
— И тебе. — Полубрат. Кальдер смотрел, как Скейл вспрыгнул на коня и резво пришпорил его вниз по тракту на Старый Мост.
— Имеется предчувствие — сегодня тебе одной удачей не обойтись, твоё высочество. — Дно Канавы присел под протекающим сломанным крыльцом, его видавшая виды одежда и видавшее виды лицо сливались с видавшей виды стеной.
— Не знаю. — Отмель сидел, запеленавшись в серое одеяло, торчала лишь смеющаяся голова — её будто отрубило от тела. — Самая большая гора самой отборной удачи тоже может сработать.
Кальдер, в гнетущем молчании, отвернулся от них, давя угрюмую мину на поля к югу. У него было предчувствие, что они говорят правду.
Перекопали не только их кусок земли. Значит, ночью умерло ещё несколько раненых. Под дождём виднелись небольшие разрозненные кучки людей, согбенных скорбью, или, скорее всего, жалостью к себе, что внешне выглядит примерно также, и тоже вполне подходит для похорон. Доносились пустые скороговорки вождей, выдержанные в том же самом жалостливом тоне. Одним из них был Полноги. Он стоял не далее, чем в двадцати шагах, над могилой кого-то из названных Доу, и нежно посматривал на неё мокрыми глазами. Самого Доу, будь уверен, не видать. Мокрые глаза как-то не в его духе.
Тем
Утроба глянул на своих — все опустили головы. Все кроме Виррана, который выгнулся назад, сложив руки, приобнял Отца Мечей и подставил язык трепету дождя. Утроба немножко разозлился на него и немножко ему позавидовал. Хотелось бы и ему прослыть психом и не быть обязанным волочить пустую тягомотину. Но есть правильный способ делать дела, и ему от него не отвертеться.
— Что делает человека героем? — спросил он сырой воздух. — Великие подвиги? Грозное имя? Громкие песни и громкая слава? Нет. Моё мнение — это стоять за свою команду. — Вирран прохрюкал согласие и снова высунул язык. — Брак-и-Даин, пятнадцать лет назад сойдя с холмов, четырнадцать из них воевал вместе со мной и всегда сперва думал о своей команде, а потом о себе. Не счесть сколько раз здоровенный детина спасал мне жизнь. Всегда находил доброе слово, всегда весёлое. Кажись, он даже Йона насмешил один раз.
— Два, — произнёс Йон с ещё более жёстким, чем обычно, лицом. Ещё чуточку жёстче и он смог бы отшибать им куски Героев.
— Он никогда не жаловался. Разве только что не хватало еды. — Тут у Утробы поехал голос, и он издал какой-то запыханный писк. Охрененно глупый звук для вождя, особенно в такой момент. Он прочистил глотку и загремел снова. — Браку всегда не хватало еды. Он умер… мирно. И, по-моему, был бы этим доволен, хоть и любил добрую схватку. Умереть во сне гораздо лучше, чем умереть от стали в кишках, что б там не пелось в песнях.
— Песни идут на хуй, — произнесла Чудесная.
— Айе. На хуй. Мне и в самом деле неведомо, кто здесь похоронен. Но будь это сам Скарлинг, он должен гордиться честью, делить землю с Брак-и-Даином. — Утроба оскалился. — А иначе — идёт он тоже на хуй. Возвращайся в грязь, Брак. — Он преклонил колено, не слишком-то и притворяясь, что ему больно, ибо коленная чашечка, по ощущениям, вот-вот вылетит. Зачерпнул полной горстью сырой чернозём и вытряс его поверх всего остального.
— Возвращайся в грязь, — прошептал Йон.
— Возвращайся в грязь, — вторила эхом Чудесная.
— Глядя на светлую сторону, — произнёс Вирран, — замечу, все мы туда и идём, каждый своею дорогой. Разве нет? — Он огляделся, видимо рассчитывая, что поднимет им настроение, а когда этого не случилось, пожал плечами и отвернулся.
— Старина Брак готов. — Скорри присел на корточки у могилы, положив руку на влажную почву, и нахохлил бровь, будто размышляя над трудной загадкой. — Не верится. Однако, хорошая речь, вождь.
— Понравилась? — Утроба сморщился, поднимаясь и отряхивая с рук землю. — Не знаю, сколько таких речей я ещё выдержу.