Героинщики
Шрифт:
– Бля, я выбрался с того балкона, - стонет он, - и теперь меня запрут здесь!
Ты еще не понимаешь своего счастья, толстый мудила.
В камере Мэтти садится на скамью, прислонившись затылком к стене. Два полицейских заходят к нам с чашками чая, он смотрит на них и говорит, снимая слова у меня с языка:
– Нам срочно надо в больницу, друг, - обращается он к одному копу.
– Нам очень плохо.
Но полицейский сохраняет равнодушное выражение лица. Он очень спокоен, однако его глаза горят - его только что унизили собственные заключенные.
– А я думал посадить вас в «Северный Британский» отель на пару недель. Пока не станет лучше. Или вам больше нравится «Каледониан»?
Мэтти, как всегда, тупит - он поворачивается к нам с Кизбо спрашивает:
– Даже не знаю, что выбрать, что вы, ребята, думаете?
– Думаю, нам надо сейчас заниматься исключительно дисциплиной, Мэтти, - отвечаю я.
– Да, хорошо ...
Копы хором смеются над его жалкой тупой мордой. Кизбо тоже садится на скамью, и она наклоняется к стене. Мне становится стыдно, я будто предал Мэтти, но не могу сдержаться, и сам смеюсь над собственной шуткой, превозмогая боль.
Дилемма торчка №3
В глазах копа читается именно презрение. Никаких сомнений - он видит перед собой в этой комнате для допросов обычного торчка, дрожащего и жалкого.
– Я участвую в программе, - объясняю я.
– Проверьте сами, если не верите. Мне плохо, потому что мне дали мало метадона. Говорят, еще надо отрегулировать мою дозу. Позвоните той девушке из больницы, если мне не верите.
– Господи ...
– жестоко говорит он.
– Сейчас заплачу, милый, милый мой друг!
У этого мудака холодные глаза и бледная кожа. Если бы у него не было этих коротко стриженных темных волос, а его нос был немного больше, он мог бы стать одним из птенцов Мойры и Джимми. Второй полицейский, немного сомнительный, по-моему, из-за своей женоподобности, сегодня выступает в роли доброго полицейского.
– Просто скажи нам, Марк, кто продал тебе дурь. Давай, парень, назови нам хотя бы несколько имен. Ты - хороший парень, ты достаточно умен, чтобы разобраться во всем и помочь себе, - он качает головой и внимательно смотрит на меня.
– Ты из Абердинского университета, не меньше.
– Проверьте, я на программе ... в клинике, типа.
– Готов об заклад побиться, эти красотки университетские трахаются лучше всех! В своих общежитиях. Я бы там все время трахался, друг, - замечает первый Мудак.
– Только одно имя я, Марк. Пожалуйста, друг, - умоляет Капитан Умник.- Говорю вам, - настаиваю я так искренне, как только могу, - я встретил этого парня в магазине случайно, знаю только, что его зовут Олли. Даже не знаю, настоящее ли это имя. В клинике вам подтвердят ...
– Думаю, в тюрьма несколько похожа на общежитие, одна только разница, говорит этот Мудак, - потрахаться тебе там вряд ли удастся. По крайней мере, так, как ты привык.
– Просто позвоните в клинику, блядь!
– умоляю я.
– Если я еще хоть раз
Этот дерьмо-допрос продолжается еще некоторое время, пока ко мне наконец-то не приезжает назначенный государственный защитник, прекращает мои страдания. Полиция отходит, и этот юрист сообщает мне долгожданные новости. Выбор довольно суровый: в тюрьму (по крайней мере до слушания) или на реабилитацию, участие в новом проекте, который продлится сорок пять дней. Иначе меня обвинят по всем статьям.
– Выбор сложный. Тебе придется полностью отказаться от наркотиков, - объясняет он, - не будет даже метадона.
– Бля ...
– выдыхаю я.
– Так меня еще не точно посадят в тюрьму, если я откажусь? Что мне еще припишут, кроме похищения копилки из магазина?
– Пока я ни в чем не уверен. Но перспектива не слишком блестящая, сам понимаешь. В этой копилке были деньги, которые старая торговка собирала на благотворительную помощь животным.
– Если это предстает в таком свете ...
– я пожимаю плечами, соглашаясь с ним.
Парень устало снимает очки. Потирает переносицу, на котором остался след от оправы.
– С одной стороны, правительство поощряет внедрение жестких мер в отношении тех, кто употребляет наркотики, с другой - он понимает растущую серьезность проблемы героиновой зависимости в нашей стране. Поэтому вероятность вынесения приговора лишения свободы в случае отказа от реабилитационной программы очень высока. Твои родители ждут за этой дверью, им уже сообщили подробности твоей ситуации.
Какое твое решение?
Решения, решения ...
– Я согласен на реабилитацию.
Святой Монан (обучение сверстников)
Конечно, меня не радует перспектива реабилитации, но сейчас она кажется мне лучше тюрьмы, суд пока точно рискованное для меня дело. Не знаю, что там для себя решил Мэтти, но Кизбо согласился на такое же соглашение. он переехал к нам, на Монти-стрит, подписался на метадоновую программу, но на улицах было полно героина, поэтому мы все равно торчали все вместе. Весело было, когда я впервые привел его в больницу и они взяли у него кровь на ВИЧ. Медсестра задавала ему кучу вопросов о вероятности заражения.
– Вы сексуально активны?
– Обычно да, - не теряется Кизбо, не поняв, что именно ее интересует, - но иногда я просто лежу на спине, телка сверху, делает всю работу сама. Я правильно объясняю?
– Нет, меня интересует, есть ли у вас сейчас сексуальный партнер.
– О, - широко улыбается Кизбо, - то вы мне в подружки набиваетесь?
Итак, было очень весело. Обычно здесь задают очень много вопросов. Я несколько раз был на собеседованиях у того мозготраха, гномоподобного врача Форбса, однажды встречался с толстой англичанкой, которая работала здесь типа клиническим психологом. Всем им я говорил то, что они хотели услышать, просто чтобы они отъебалисьот меня. Кизбо сделал то же.