Гибель Иудеи

Ожешко Элиза

— Саломея! — прошептал он. — Ты жива! И ты… — Он с презрением взглянул на ее богатые одежды. — И тебе не стыдно теперь, когда народ твой унижен, тебе, племяннице Иоанна?

Ее бледное лицо тоже залила краска.

— Ты все узнаешь, но не здесь. Я догадываюсь, почему ты теперь в Риме. Из-за пустяков не рискуют жизнью. Каждый шаг грозит тебе смертью. Иди за мной издали неприметно. Иначе мне не удастся укрыть тебя.

Прежде чем Регуэль успел ей возразить, она дала знак рабам, и носилки двинулись дальше. Регуэль после короткого размышления последовал за ней. Встреча с Саломеей показалась ему божественным предзнаменованием,

знаком того, что небо покровительствует задуманному им делу.

У дверей великолепного дворца, в котором скрылись носилки, Регуэля встретил доверенный раб Саломеи. Он обратил внимание юноши на проходившего мимо человека с сухим желтым лицом. Регуэль узнал в нем человека, который стоял около него во время триумфального шествия.

— Как бы там ни было, — сказал раб, — ты можешь пробыть по крайней мере до вечера в полной безопасности во дворце Этерния Фронтона. Едва ли осмелятся обеспокоить друга и вольноотпущенника Тита.

— Во дворце Этерния Фронтона? — переспросил с ужасом Регуэль. Так это?..

Раб усмехнулся.

— Не пугайся этого имени, — сказал он. — Фронтон распоряжается, по воле Тита, судьбой пленных иудеев, но он совсем иной, когда дома. Там он обязан уничтожать побежденный народ, здесь он на него молится…

Раб провел его за ворота и тщательно закрыл их. Регуэль шел за ним, ошеломленный всем, что он услышал.

Раб говорил правду. Влияние Саломеи на Этерния Фронтона было безграничным. Со времени страшных дней в Птолемаиде она сделала своим рабом того, кому вынуждена была покориться. И она достигла власти не лестью и покорностью, а своей гордостью, строгой сдержанностью, тем, что увлекая Этерния, она была далека от разнузданности римских женщин. Ее упорное сопротивление довело его страсть до настоящей любви. Это не была капризная любовь юноши, которую убивают неудачи, а последняя любовь стареющего человека, — он знал, что когда она кончится, то настанет пустота. Все его жизненные силы сосредоточились на этой любви, вся тоска по ушедшей молодости и весь тайный ужас перед одиночеством конца жизни.

— Такова любовь Этерния Фронтона ко мне, иудейке, — закончила Саломея свой рассказ.

Регуэль слушал ее с мрачным видом.

— Этерний не отказывает мне и в самом трудном. Тамара в числе других пленных обречена на гибель в амфитеатре, Фронтон должен освободить ее…

— Не знаю, — ответил Регуэль насмешливо, — хочет ли Тамара остаться в живых после гибели родины и смерти мужа. Всем нам смерть кажется избавлением.

Она почувствовала упрек в его словах и сказала:

— Да жить гораздо труднее. Но жизнь драгоценна — она дает возможность мстить. Неужели ты думаешь, что я перенесла бы все унижения и позор, если бы не была воодушевлена мыслью о мести?!

Она быстро поднялась, в глазах ее мелькнул гнев.

— Меч приличествует воину — у женщины другое орудие. Конечно, я уже давно бы могла вонзить римлянину кинжал в сердце, когда он лежал беззащитный у ног моих. Я могла влить яд в его кубок…

— Почему же ты этого не сделала?

— Женщина мстит тем же орудием, которым ее ранили. Этерний Фронтон убил во мне любовь, и он сам будет убит любовью. В тот день когда он с тоской будет звать Саломею, в тот день он будет одинок.

— А ты?

— Я буду тем же, чем была — потерянной песчинкой в пустыне, еще одной каплей в море крови, принесенной в жертву. Не спрашивай. Быть может, ты увидишь,

как кончит Саломея. Завтра все должно решиться.

— Завтра, в день игр?

— Да. Ты удивлен, Регуэль?

— Я поражен сходством нашей судьбы, — глухо ответил он. — У нас почти одни и те же мысли. Завтра, в день игр, и я буду отомщен. Я охотно следую за тобой, Саломея, хотя вначале не доверял тебе.

— Чего же ты хочешь?

— Этерний Фронтон — устроитель игр. Его рабы окружат амфитеатр и будут иметь доступ повсюду. Покажи, имеешь ли ты власть над Фронтоном.

Она остановила его, взгляды их встретились.

— Довольно, Регуэль. Если бы я знала больше, я бы уже не могла свободно действовать. Достаточно того, что я догадываюсь о твоем намерении. В таком деле не может быть союза. Только тот, кто один, силен. Ты будешь одним из рабов Фронтона…

Июньское солнце взошло в полном своем блеске в день, назначенный для игр в амфитеатре Нерона. Народ с самого рассвета устремился к Марсову полю.

Накануне Марк, один из рабов Этерния Фронтона, попросил Регуэля взять на себя часть его обязанностей во время зрелища, устраиваемого вольноотпущенником Тита. Только на минуту Регуэлю удалось еще раз увидать Саломею.

— Не выдай себя, — шепнула она ему. — Никто не должен знать, что ты иудей. Тит приготовил для Вероники ложу, составленную из двух смежных. Вероятно, она не решится еще бесстыдно показаться римской толпе, когда будут истязать ее единоверцев. Марк будет в маленькой ложе ждать приказаний царицы. Будь около него и постарайся найти удобный момент…

Регуэль с благодарностью пожал ей руку.

— А ты? — спросил он. — А Тамара?…

Саломея сжала губы.

— Этернию Фронтону еще не удалось добиться ее освобождения, — ответила она глухим голосом.

На рассвете Регуэль пошел за своим провожатым. Он вошел в огромное здание амфитеатра. Безучастно смотрел он, как наполнялись ряды амфитеатра сенаторами, знатными патрициями и одетыми в пестрые одежды чужеземными князьями и посланниками, занимавшими почетные места в первых рядах. Все одели белые тоги и украсились венками, ослепительное солнце освещало амфитеатр. Упоительная музыка, то тихая и манящая, то страстная и ликующая, смешивалась с многотысячным гулом толпы.

Регуэль все это мог видеть сквозь узкую щель между занавесями, которые отделяли ложу от взора публики. Но он не обращал внимания на то, что происходило на арене. Все его внимание сосредоточено было на соседней ложе. Туда вела маленькая дверь; через нее он войдет, чтобы исполнить свою клятву. Но время еще не пришло. Звуки труб и ликование толпы возвестили о прибытии Веспасиана и его сыновей. Вскоре после этого Регуэлю показалось, что он слышит шелест женских одежд в соседней ложе и слышит тихий голос. Вероника была там.

Игры смерти начались.

После состязаний гладиаторов, возбудивших страсти толпы, наступила короткая пауза. Арену густо посыпали песком, чтобы скрыть следы крови. Раздались торжествующие звуки труб. Первые иудейские военнопленные вошли на арену для борьбы друг с другом, отец против сына, брат против брата. Наступило страшное, напряженное молчание в огромном амфитеатре. Пленники стояли друг против друга; их исхудалые тела были обнажены, и по первому знаку цезаря они должны были вонзить друг другу в грудь короткие копья.