Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аэзида Марина

– Какая шутка? Какой яд? Я ничего не понимаю, – прошептала девушка.

Глаза Элимера угрожающе сузились:

– Желаешь притворяться дальше – изволь. Мне все равно. Я только пришел спросить тебя перед смертью – твоей, разумеется, – как ты предпочитаешь умереть? Считай это милостью в память о былом.

Вот теперь Зарина испугалась по-настоящему, побледнели даже ее губы. Девушка бросилась кхану в ноги и быстро, несвязно заговорила:

– Прости, прости меня, сердце мое, боль моя, свет мой! Я не хотела твоей смерти! Я только кханне хотела сгубить! Я так безумно, безудержно тебя люблю! Твое безразличие для меня пытка! Невыносимая, жуткая

пытка! Мне так больно! Я знаю, что это из-за нее ты от меня отвернулся, знаю. Хотя она тебя даже не любит! Я надеялась… нет, я была уверена, что она не сумеет подлить тебе яд незаметно, только поэтому… поэтому… Видишь, я оказалась права! Она, а не я пыталась тебя убить. Но ты простил ее, ты всегда все ей прощаешь. Неужели для меня, той, которая любит тебя больше жизни, в твоей душе не найдется хотя бы капли сочувствия? – Зарина разрыдалась.

– Ты снова лжешь. Но это тебе не поможет. Тебе уже ничто не поможет, – откликнулся Элимер, равнодушно созерцая былую любовницу. – Не унижайся, Зарина. И встань, я разрешаю. Не понимаю, зачем тебе понадобилась моя смерть, но ты совершила непоправимую ошибку.

Взгляд девушки неуловимо изменился. Она поднялась с колен, вытерла слезы, надменно вскинула подбородок: в ее облике появилось что-то новое. Такую сталь узрел Элимер в ее взгляде, что на секунду ему почудилось, будто он смотрит в глаза собственному отражению.

А Зарина заговорила. Со странной интонацией, полной злости и сожаления одновременно. Слетела с лица маска покорности. Наверное, первый раз наблюдал Элимер ее настоящую.

– Ты говоришь, не унижаться, мой Кхан? – с горькой насмешкой вымолвила она. – Но не ты ли унижал меня так часто? Своим пренебрежением, своим смехом, безразличием, грубостью? Не ты ли превратил меня в вещь, служащую лишь для удовлетворения твоей похоти? Не ты ли равнодушно наблюдал – совсем недавно, – как я ползала у тебя в ногах и вымаливала прощение за пару необдуманных слов? А что может сравниться с тем унижением, которое я испытала, когда дикарку из лесов ты поставил выше меня?! – она почти кричала, но Элимер и не думал прерывать ее, пораженный неожиданной откровенностью наложницы. – Ты спрашиваешь, зачем мне понадобилась твоя смерть? Потому что я жаждала отомстить. Ты забрал меня из Тилирона почти дитем, как хищник добычу, ты лишил меня будущего, лишил возможности выйти замуж и родить детей. А я терпеливо ждала наших редких встреч, и я пила горькие настои, чтобы не понести дитя, чтобы ты не отправил меня прочь, как мать Азрэны! Но не в этом я виню тебя, мой Кхан, ибо это был и мой выбор тоже, мне достаточно было просто находиться рядом с тобой, видеть тебя, любить тебя. Только вот я тогда и предположить не могла, что день, когда ты обо мне забудешь, как о надоевшей игрушке, наступит так скоро! Так скоро, хотя я по-прежнему молода и красива, я по-прежнему хочу любить, и по-прежнему хочу, чтобы любили меня. Так вот, я – не вещь! Не вещь! Я не из тех, от кого избавляются, – голос ее понизился до полушепота и наполнился еле сдерживаемой яростью. – Я любила тебя раньше, Кхан Отерхейна! А потом возненавидела. И моя месть почти удалась. Жаль, только "почти". Я проиграла, Кхан, я готова признать это. И теперь мне все равно как умереть.

Не отрываясь, смотрел Элимер в ее сверкающие льдом изумрудные глаза. Он понял, что до сих пор ничего о ней не знал и теперь был сражен этим открытием. Перед ним словно незнакомка стояла – сильная, несгибаемая, прекрасная! Истинная Зарина, Зарина Настоящая – не та фальшивка, которую она до сегодняшнего дня показывала людям. Видимо, в осознании скорой смерти слетела вся обманная шелуха.

– Зарина, Зарина… – пробормотал Элимер. – Если бы ты мне раньше все это сказала так откровенно, как сейчас, то возможно, все сложилось бы по-другому. Может, и я относился бы к тебе иначе. Ведь я просто не

верил, что ты любишь, я полагал… – он запнулся, прервав сам себя.

Во взгляде Зарины вспыхнул проблеск надежды, но – нет, ей не суждено было сбыться.

– Слишком поздно что-то менять, – сказал Элимер. – И раз уж тебе все равно, как умереть, то я решу за тебя. Ты выпьешь яду, – он достал из-за пояса захваченный с собой на всякий случай бутылек, в котором еще оставалась смертоносная жидкость. – Думаю, это будет справедливо. Умрешь той смертью, которую готовила мне.

Девушка почти без колебаний приняла яд из рук кхана и поднесла ко рту.

– Прощай, Зарина, – прошептал он, – и прости меня, если сможешь.

– Прощай и будь проклят, – выплюнула девушка.

Прошло еще несколько секунд и ее скрутило, она рухнула на пол, начала извиваться в немыслимых позах. И такие вопли исторглись из ее горла, что Элимеру захотелось зажать уши и закрыть глаза, лишь бы не слышать и не видеть этих мучений. А он-то предполагал, будто смерть от яда окажется легкой.

Глаза девушки широко распахнулись. Казалось, еще чуть-чуть и от боли они полезут из орбит. Скрюченные судорогой пальцы исступленно скребли пол. Чудовищное, страшное зрелище!

"Вот какую смерть готовила ты мне, Зарина", – содрогнулся Элимер.

Еще нескоро она затихла. А когда это все же случилось, то на обездвиженном смертью лице застыла гримаса боли.

"За последнее время вот уже третья женщина пытается меня убить", – с горечью подумал кхан.

Он поднял тело Зарины, положил на кровать, осторожно закрыл ее мертвые глаза. И прежде, чем выйти из покоев, долго всматривался в ее красивое лицо.

***

Покинув комнаты наложницы – теперь уже бывшие, – Элимер отправился в подземелье. К несчастью, это не последняя казнь на сегодня. Пора разобраться с настоящим врагом.

Вчера в Инзар доставили владельца замка восточных предместий. Одного из мятежников. Карательным этельдам очень повезло, что они сумели его захватить, да еще и вместе со всей семьей. Этого изменника восставшие негласно признавали своим предводителем, а значит, ему наверняка было известно многое. Кхан надеялся, что после его казни мятежи если и не прекратятся, то хотя бы пойдут на убыль. Элимер по прошлому опыту знал: иногда достаточно лишить толпу главаря, чтобы она потеряла уверенность и устрашилась.

Он уже давно не спускался в отсыревшие туннели. С тех самых пор, как там побывала айсадка. Обычно заключенных допрашивали его люди, и этого считалось достаточно. Но сегодняшний пленник, хоть и предатель, а гордая птица. Пусть порадуется перед смертью, что ему оказали столь высокую честь. Элимер усмехнулся собственной мысли, когда дверь темницы раскрылась, и оттуда вывели дородного человека. Он подслеповато щурился на свет и, в кровоподтеках, ссадинах и порванной одежде, мало походил на вельможу.

Увидев перед собой кхана, человек неприязненно и надменно поджал губы, чем вызвал усмешку Элимера. Видимо, этот Шинтар – так звали теперь уже бывшего владельца замка, – надеялся умереть достойно и гордо. Наивная надежда: у изменника не будет такой возможности. Предателю – шакалья смерть, как сказала бы айсадка. Ему еще предстоит поползать у кхана в ногах, умоляя о милости даровать смерть.

Стражники пододвинули своему повелителю деревянное кресло, и Элимер невольно порадовался их предусмотрительности, ибо разговор обещал быть долгим.