Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
***
Аданэй разглядывал нескладного юнца, которого к нему привели. Что ж, этот, безусловно, подойдет для важной миссии, которую он задумал.
– Твое имя Эзир, я уже наслышан о тебе и твоих способностях. Десятник очень хвалил тебя. Утверждал, что ты осторожен и ловок. Это так?
Юнец зарделся, и шея его пошла красными пятнами:
– Я стараюсь, Великий.
– Это хорошо.
– Я сделаю все, что в моих силах, только прикажи.
– Приказывать я не стану. Не тот случай. Задание настолько опасно, что велик риск не вернуться живым. Я только спрашиваю, готов ли ты совершить подвиг? Ради Илирина и своего народа.
– Я готов. Приказывай.
– Юноша, это не приказ, я ведь уже говорил. Это, если угодно, просьба. Но слушай – ты должен пробраться мимо вражеского лагеря. Ты должен как на крыльях пронестись по Отерхейну и найти предводителя восставших. Его имя Карунх. Сейчас он с войском на пути сюда. Но даже я тебе не скажу, где он будет к моменту, когда ты его найдешь. Если найдешь. Если тебя не поймают враги. Если ты не погибнешь в дороге. Надеюсь, ты понимаешь, насколько это опасно и рискованно. И надеюсь, ты осознанно идешь на этот риск, – Аданэй вопросительно взглянул на Эзира.
Тот побледнел, судорожно сглотнул, но юношеские мечты о славе и подвигах не позволили ему отказаться от самоубийственного задания.
– Я по-прежнему готов.
Аданэй уважительно качнул головой, промолвив:
– Пока в Илирине рождаются и живут такие славные сыны, ничто, никто не сокрушит наше славное царство!
Юноша снова зарделся.
– Слушай же и запоминай, что нужно передать предводителю. Так скажешь: "Аданэй Кханейри, царь Илиринский, готов занять престол Отерхейна. Элимер не подозревает о нашем сговоре, часть войска он отправил для подавления восстания, теперь мы сможем вырваться из Антурина. Я выведу илиринцев через западные ворота спустя трое суток, ночью. Двигайтесь нам навстречу. Атакуем, как и планировали, с двух сторон. Дадут Боги, победа будет нашей".
– Ты все запомнил? Повтори.
Юноша повторил.
– Не струсишь?
– Я все передам. Я сделаю это ради Илирина, я не струшу.
Аданэй подошел к Эзиру, возложив руки ему на плечи, и торжественно молвил.
– Тогда ступай. И да помогут тебе Боги!
Как только юноша скрылся, Аданэй обратился к Хаттейтину:
– Через час пусть приведут следующего.
– Как скажешь. Но, Великий, ты хорошо подумал? Я не понимаю… Все трое, кого ты выбрал – неоперившиеся юнцы. И, по словам десятников и сотника, те еще недотепы. Они не проберутся мимо вражеского лагеря! Их тут же поймают!
– Я думаю, господин военачальник, что Великий на это и рассчитывает, – откликнулся вместо царя Аххарит, все это время сидящий в углу и лениво вычищающий кончиком ножа грязь из-под ногтей.
– Твой сын прав, – подтвердил Аданэй, стрельнув взглядом в сторону тысячника. А ведь когда-то этот человек, будучи главой стражи, вызывал у раба Айна опаску и недоверие. А вот царь Илиринский, напротив, чувствовал к
– Именно на это я и рассчитываю, Хаттейтин, – продолжил он. – Хотя бы одного из троих должны поймать. Ведь ты согласился, что идти сейчас на Отерхейн, даже заручившись поддержкой мятежников, даже учитывая, что они отвлекли на себя часть вражеских сил – это самоубийство. В степи не так-то просто зажать войско. Мятежники об этом не думают, потому что среди них уже давно не осталось тех, кто смыслит в войне. Самые умные давно перебиты или казнены.
– Поэтому ты решил заслать юнцов в лапы отерхейнцев? Надеешься отвлечь от Антурина и те силы, что еще остались здесь?
– Именно. Если они поверят в слова наших героев, то снимут часть войска с окружения и отправят к западным воротам. А мы двинемся через восточные – к дому. Надеюсь, ты понимаешь, что до самого последнего момента никто не должен этого знать, кроме нас с тобой, кайниса и тысячников. Больше – ни единая душа. Антурин, как и все земли Отерхейна, кишит серыми. Не стоит рисковать.
– Я понимаю. Но ты не боишься, что после такого мятежники не поддержат тебя в следующий раз?
– А для них следующего раза и не будет. Их перебьют. В любом случае. Даже если мы и впрямь двинемся им навстречу. Их разобьют еще до того, как мы успеем до них добраться. Они слишком малочисленны и разрозненны. Захватить что-то им удалось лишь потому, что кхан по недомыслию лишил тылы серьезной защиты. Видимо, не ожидал подвоха, либо слишком разозлился, либо сильно волновался за дикарку. Главное, чтобы отерхейнцы поверили нашим юнцам.
– Будем надеяться. Если все выйдет по твоей задумке, то как только отерхейнцы перебросят свои этельды, если перебросят, нам и впрямь не составит труда уйти восточными ворота. Впрочем, там нас тоже попытаются задержать, но вряд ли противников будет много. Сметем их – и домой.
– Верно. Вот только как бы отерхейнцы не попытались проникнуть через разлом, вместо того, чтобы перебрасывать этельды…
– Не думаю, Царь. Они все еще боятся за кханне и наследника. Иначе давно бы уже проникли.
– Кстати, насчет кханне! Будет безопаснее, если при отходе мы, как и собирались, повезем ее впереди войска. В окружении охраны, разумеется. Дадут Боги, все получится. А теперь приведи второго героя.
Как только закрылась дверь за третьим обреченным, а Хаттейтин с Аххаритом оставили царя в одиночестве, Аданэй уронил голову на руки. Как же он устал! И когда наступит долгожданный покой?
"Когда умрет Элимер", – ответил он сам себе, ибо ни секунды не верил в смерть брата, в которой столь рьяно пытался убедить айсадку.
Невидящим взором уставился он в дверь. Легкие угрызения совести все же мимолетно кольнули его при мысли об отправленных на заклание юнцах. Ведь их, наверное, тоже кто-то ждет дома. Матери, сестры, возлюбленные. Но, увы, во все времена и всем правителям необходимо с легкостью жертвовать жизнями подданных. Ради блага государства, разумеется.
***
– Ну что, лазутчики заговорили? – обратился Элимер к Ирионгу.
– Разве могло быть иначе? – усмехнулся тот. – Только, боюсь, вести не из лучших. Теперь понятно, отчего илиринцы тянули время, почему не покинули Антурин, пока была возможность. И почему осмелели мятежники.