Гибель отложим на завтра. Дилогия
Шрифт:
Ирионг ощутил порыв, движение души – согласиться. С этим голосом, этим царем, взгляд которого, казалось, светился чистым, живительным огнем,
хотелось
соглашаться. Однако он был военачальником, а не простым воином и не ребенком, а потому понимал, что им просто пытаются манипулировать, лишь бы склонить на свою сторону. И даже если все произнесенное здесь – правда, существует нечто гораздо важнее нее. Его собственная, Ирионга, клятва. И его высокое положение в государстве, которое он не хотел уступать какому-нибудь илиринцу. Cтряхнув сладостное оцепенение, военачальник произнес:
–
– Не хочешь прислушаться к доводам разума – дело твое, – махнул рукой Аданэй. В голосе его не осталось и следа былого очарования, теперь в нем звучала лишь скука и плохо скрытое нетерпение.
Ирионг облегченно перевел дух и сказал:
– Предложенное тобой мы не приемлем, и не выпустим тебя в Илирин, пока не вернешь всех, кого захватил в плен и не отдашь нам указанные поселения.
– Никогда этого не будет, – отрезал Аданэй.
– Тогда битва? Твои потери, Царь, будут огромны.
– Как и твои, военачальник, – ответил Аданэй, даже не пытаясь скрыть усмешку. – По крайней мере, свою кханне вы точно потеряете.
– Увидим, – ровно, стараясь не выдать тревоги, отвечал Ирионг.
– Что ж, если ты готов рисковать ею и наследником, то я – тем более. Но не говори потом, что я не предупреждал.
– Не стану. Да и не потребуется. Ты падешь раньше, чем успеешь добраться до них.
– Пустые угрозы, – ухмыльнулся Аданэй. – Зачем? Ведь мы могли бы стать друзьями.
– Нет.
– Нет? Тогда, я полагаю, разговор наш завершен.
– К сожалению.
– Что ж, рад был встретиться с доблестным военачальником, – сказал Аданэй, поднимаясь с расстеленной в шатре шкуры. – Я возвращаюсь в свой Антурин, к своим людям и к прелестнице кханне. А ты – к полумертвому тирану-повелителю.
– Прощай, Царь, – ответил Ирионг, не реагируя на провокацию. – Прощай, в следующий раз мы встретимся как враги.
– Да будет так, – отозвался Аданэй, оставив насмешливую интонацию.
***
Когда Ирионг с отрядом вернулся к разбитому у стен военному лагерю, там творилось что-то невообразимое. Лагерь бурлил как лава, кишел жизнью, словно гигантский муравейник. Военачальник пытался докричаться хоть до кого-нибудь, чтобы понять, что случилось, и отчего возник этот невероятный хаос, но в шуме голосов никто не расслышал его вопроса, а на него самого не обратили внимания. Как будто он обычный воин, а не предводителем войска! А где же, скажите пожалуйста, Гродарон, Батерхан, где тысячники? Почему они не следят за порядком? Разозлившись, Ирионг поднес к губам рог, взревевший протяжным властным гласом, призывающим воинов к построению. Только тут, услышав привычный зов, люди начали успокаиваться, а голоса смолкать. Воины, наскоро приведя в порядок оружие и доспехи, поспешили к центру, чтобы выстроиться в этельды. Наверное, они решили, будто их призывали к бою. Что ж, им придется разувериться в этом, зато появится возможность восстановить порядок и выговорить
– У меня ощущение, будто я вижу перед собой не воинов, а мужланов с вилами! – грозно начал Ирионг, добившись полной тишины, что позволило ему говорить уже негромко. – Что происходит? Почему вы точно бешеные псы носитесь по лагерю?
Наверное, ему кто-нибудь ответил бы, да не успел. В это время откинулся полог его собственного, Ирионга, шатра, из него показались военачальники, кое-кто из тысячников, а следом – следом вышел Великий Кхан. Рог чуть не выпал у Ирионга из рук, а слова застряли в горле. Кхан, заметив растерянность главного военачальника, подошел к нему сам:
– Ирионг, – воскликнул он, улыбнувшись и почти дружески возложив обе руки на плечи военачальника. – Я рад видеть тебя, Ирионг. Хотя бы ты не смотри на меня, как на призрака.
– Мой Кхан, ты ли это? Мне не верится! Определенно, ты избран Богами!
– За последний день я столько раз это слышал, что скоро и сам поверю, – рассмеялся правитель и тут же вернулся к серьезному тону. – Мы ждали тебя. Идем в шатер, расскажешь, как прошли переговоры, которые ты затеял.
Военачальник наконец сумел улыбнуться и, кивнув, обернулся к застывшим в неподвижности воинам, которые старались как можно дальше скосить взгляд, чтобы видеть происходящее.
– Еще раз устроите подобную суматоху, будете у меня всю ночь стоя спать! – вряд ли воины приняли эту угрозу всерьез: Ирионгу не удалось за криком скрыть радость и благодушный настрой. – Свободны! – добавил он, и вслед за кханом скрылся в шатре.
Стоило военачальнику пропасть из виду, как умолкшие на время разговоры возобновились, но значительно тише, чем до его возвращения.
Счастливчики из Урича и Шеске, которые были непосредственными свидетелями возрождения кхана к жизни, а после под его предводительством явились к Антурину, делились подробностями происходящего.
– Ну, так вот, я и говорю, старик тот, – в который раз повторял рассказ смуглокожий бородатый вояка, – ну, знахарь то есть, что за кханом смотрел, своему внуку рассказывал, а тот, мальчонка еще, очень любил среди нас крутиться, нам и передал. И вот что он сказал. Дед, слышь, сидел ночью, и вдруг свет, говорит, в глаза как ударил! А потом, глядь, кхан стоит. Дед сначала-то испугался, думал, может того, кхан умер, а теперь это его дух явился. Но нет, по-другому все вышло. Кхан посмотрел на старика-то этого и сказал: "Ты, Лейху, не бойся". По имени деда, слышь, назвал, хотя его, имени-то этого, знать не мог. И еще говорит: "Я Гхарта Великого видел, беседы с ним вел, он велел мне вернуться и колдовскими силами наградил". Так-то вот дело было.
– Не знаю, я другое слышал, – с сомнением покачал головой его собеседник. – Будто бы тот, кто раненый лежал – на самом деле и не кхан вовсе был, а похожий только. Специально им на время боя кхана заменили. А сам в это время в Инзаре находился, войско собирал.
– Хм, и кто тот брехун, что тебе такое наплел? Да я сам лично его раненым видел, так-то!
– Да если бы брехун, я разве бы поверил?! А нет – говорят от Жуткого весть пошла.
– От Жуткого?! Это уж точно брехун какой-то выдумал! Из видольдовой глотки и слова не вытянешь. Даже по мелочи. А такое бы он точно болтать не стал!