Гибель отложим на завтра. Дилогия

Аэзида Марина

– Да.

– Нет, Царь. Друзьями мы с тобой никогда не были и никогда не станем. И сейчас мы тоже не друзья. У нас с тобой просто… – она запнулась, – просто общее дело. Нас с тобой волнует судьба одного и того же человека, вот и все. Сделаем то, что нужно, и забудем друг о друге. Договорились?

– Договорились, – улыбнулся Аданэй.

– Твоя одежда почти высохла, – сказала Рэме, откладывая гребень. – Если тебя ничто здесь не задерживает, то мы можем ехать прямо сейчас. Я только деньги возьму, – она насмешливо стрельнула в него взглядом. – У тебя, как вижу, ни

денег, ни драгоценностей не осталось. Даже обувь придется тебе дать.

– Так давай скорее. И поедем. Ты права, лучше не откладывать.

Через час Рэме верхом выехала из дома, ведя в поводу еще одного коня, а Аданэй тайно выбрался через черный ход и скоро присоединился к ней.

***

Фигура главного надсмотрщика показалась в знойной полуденной дымке.

Без лишних предисловий Аданэй подошел к нему и заговорил. Рэме держалась поодаль.

– Видишь ту женщину? – обратился он к мужчине. – Она желает купить раба. Того, с которым я вчера говорил. Приведи его, быстро!

– В..великий государь… он

– Что с ним? – резко спросил Аданэй.

– Мне показалось, после того разговора ты отбыл расстроенным, Великий, – надсмотрщик наконец справился с оцепенением. – Я спросил об этом раба, а мальчишка только расхохотался… он, видимо, сошел с ума, он был как безумный, все ржал – мужчина снова умолк.

– И? – нетерпеливо спросил Аданэй.

– Ну, я его несколько раз ударил. Даже не очень сильно. Просто, чтобы он замолчал.

– И что же? Он сейчас валяется где-то избитый? – быстро спросил Аданэй, боясь услышать то, о чем страшился думать. – Все равно он мне нужен. Отдай его той женщине.

Вот тут надсмотрщик обмер и даже сделал два шага назад, прошептав:

– Я не могу…

– Что?!

– Я только пару раз ударил, а он возьми и умри.

Аданэй похолодел.

– Где его тело? – сдавленно прошептал он.

– Т-там… т-там, – заикаясь, пытался вымолвить надсмотрщик, – когда об-общая яма уже заполнена, мы… т-там… псы… которые охраняют… им.

Кровь бросилась в голову, растеклась по жилам так быстро, что лед, сковавший тело, сменился жаром. Аданэй, едва осознавая себя, выхватил из-за пояса надсмотрщика плеть и, размахиваясь со всей силой, принялся избивать его.

Упорно.

Удар за ударом.

Удар за ударом.

Кровь из рассеченного тела яркими брызгами разлеталась, попадая на одежду и кожу, истошные вопли запоздало долетали до его ушей. И чем больше становилось крови, чем безумнее были вопли, тем большая ярость овладевала Аданэем. Наверное, он бы забил несчастного до смерти, если бы не Рэме, которая бросилась к нему и, обхватив за плечи, прокричала:

–

Хватит! Прекрати! Этим уже ничего, ничего не исправить!

Ее крик заставил Аданэя безвольно уронить плеть. Надсмотрщик лежал без сознания, но, кажется, живой. Остальные стояли, боясь пошевелиться. Такой грузной тишины давно уже никто не слышал в этих пределах, но крики мужчины до сих пор отзывались у всех в ушах.

– Пойдем, пойдем, – лепетала испуганная Рэме, едва не хныча. Она потянула его за одежду, пытаясь увести, и повторила: – Уже ничего не изменить. Уйдем.

Аданэй грубо отшвырнул девушку и плетущейся походкой направился к лошадям. Взобрался на спину одной из них и пустил в бешеную скачку.

Он мчался по дороге, ветер наотмашь бил в лицо, трепал волосы и сушил слезы до того, как они успевали скатиться по щекам.

Перед глазами проносилось все, все, связанное с Вильдерином. Он видел, словно наяву, их первое знакомство и слышал бесконечные разговоры. И тот момент, когда Вильдерин прикладывал к истерзанной плетью спине Айна какие-то примочки. И его живой взгляд. Их шутки друг над другом. Измученная улыбка Вильдерина, когда он узнал о любви Лиммены к своему другу.

И уродливый контраст – доходяга Ви, в котором не осталось ничего, кроме злобы. Ничего живого.

Два разных человека. И он убил обоих. Сколько, сколько еще жертв потребуется ради достижения его целей? Сколько? Кто будет дальше? И ради чего?

Вильдерин. Вильдерин, считавший его другом. А этот мнимый друг в ответ на доброту и преданность изуродовал, изувечил и его душу, и его тело. Такой как Вильдерин не должен был умирать! Он не заслуживал предательства!

Аданэю мучительно и сильно захотелось умереть, чтобы только ничего не чувствовать, и эхом прозвучали слова доходяги Ви: "Как знать, не захочется ли тебе самому умирать? Всякий раз умирать заново?"

"Захочется, Вильдерин, захочется", – ответил он, обращаясь к призраку.

Прошло время, и конь, утомленный скачкой, остановился, принялся жевать траву. Аданэй даже не заметил этого. Он апатично сидел в седле, ни на что не обращая внимания. В таком состоянии и нашла его Рэме, которая, оказывается, последовала за ним.

– Я боялась, ты шею себе свернешь, – тихо промолвила девушка.

– Извини, что толкнул тебя, – откликнулся Аданэй.

– Ничего. Поедем обратно, Царь. Твои воины, наверное, уже тебя ищут.

– Воины? – сейчас это слово прозвучало, будто приветствие из другого мира.

– Ну да.

– Да… Спасибо, Рэме. Пожалуй, я зря тебя ненавидел, – Аданэй выдавил из себя улыбку.

– Ничего… Айн.

***

Все время, оставшееся до отъезда в Эртину, царь был так зол и подавлен, что даже Хаттейтин и другие приближенные не решались о чем-то его спрашивать.

<